Крест и порох
Шрифт:
– А коли из кож его сшить попробовать, да-а?.. – послышался неуверенный голос. – У нас много таких каяков делали, больших, да-а.
Ватажники с интересом повернулись к остяку, и Маюни приободрился:
– Коли из прутьев каркас сплести, опосля шкурами обтянуть, сшить их хорошо да стыки живицей с дегтем промазать, то не течет лодка, да-а. Легкая выходит, один унести могу. А сама десять воинов везет! Да-а…
– Ага, из прутьев! – презрительно хмыкнул Кондрат Чугреев. – На дно наступишь – провалится. Идола тяжелого положишь – пополам сломается.
– Обождите,
– Мысль добрая, – согласился Кондрат Чугреев и посмотрел на атамана.
– Должно получиться, – кивнул Силантий Андреев, тоже поворачивая голову к воеводе.
– Разумно, – хмыкнул Михейко Ослоп.
– Добре, – почесал в затылке Василий Яросеев.
– Попытаться стоит, клянусь святой Бригитой!
Под общими взглядами Иван Егоров пожал плечами:
– Коли ты придумал, Ондрейко, тебе и исполнять. Выбери охотников да отправляйтесь. Где лес прямослойный брать, вам ведомо. Токмо осторожнее там! Дикари здешние с каждой встречей все умнее и опасливее становятся. Не попадитесь!
Как это всегда умеют делать казаки, собрались «корабельщики» мигом и ухитрились отчалить уже через час, растворившись в ночи. Только Кольша Огнев уже в темноте пригнал обратно опустевшую ношву.
Спустя десять дней охотники вернулись на плотах из отборной древесины, с удивлением поведав:
– Нет больше на тамошней луговине дикарского лагеря! Бросили. Вестимо, надоело гибнуть раз за разом на одном и том же месте.
– Это славно, други мои! – пуще всех обрадовался отец Амвросий. – Уходят язычники с земель, христианство отведавших! Теряется власть бесовская над реками и лесами. Ныне, выходит, сей край мира колдовского наш, никто, кроме христиан, в нем не живет?
– Не живет, – согласился Ондрейко. – Наши земли стали к северу от реки. Отвоевали.
– Так надо пользоваться, закреплять волю свою!
– Надо, – согласился кормчий. – Токмо как?
Вопрос повис в воздухе, поскольку на отвоеванных землях никто, кроме самих казаков, вроде бы и не жил…
Пока новоявленные корабельщики начали изучать неведомое ремесло, безотказный Маюни опять отправился в путь, на этот раз с отрядом Ганса Штраубе. В два захода казаки перевезли на берег фальконет с небольшим припасом, трое новеньких саней с широкими полозьями, кулек соленого мяса и вдоль берега двинулись в путь, впрягшись в упряжку из широких ремней.
Впрочем, пустые сани легко скользили по крупногалечному пляжу, и всего за пару часов казаки добрались до уже знакомого стойбища, где немец с видимым удовольствием приказал разбирать каркасы и возить драгоценную слоновую
– Тебе же, остяк, поручение особое, – обратился он к пареньку. – Ты ведь охотник? Мы ныне как раз на охоту и вышли. Надобно нам товлынгов выследить, хотя бы пяток. Людям на мясо, стругам на обшивку. Мыслю, фальконет их голову пробьет, не прочнее бревен они будут? Избы, знамо, навылет ядро прошивает и далее летит… Но пуще того нужны нам стойбища менквов здешних с такими вот хижинами, – немец указал на «дом из слоновой кости». – Справишься?
– Земля большая, да-а… – неуверенно ответил Маюни.
– Ты не бойся, одного в дикие края не пошлю. Вот, Силантий и десяток его с тобой пойдут. Ты выслеживай, они охранять станут.
– Как же мне позвать вас, коли и вправду выслежу? То далеко может случиться, да-а…
– Как делаешь обычно, – пожал плечами немец. – Костерок запалите и сырую траву в пламя бросьте. Дым пойдет, по нему и определим.
Ганс Штраубе вернулся к разоряемому стойбищу, оставив паренька чесать рукой в затылке.
– Ну, сказывай, проводник, – кивнул ему Силантий Андреев. – Куда пойдем?
– Туда! – наугад ткнул рукой в тундру Маюни и пошел туда, куда глаза глядят. – Да-а…
Казаки – Силантий, Ухтымка, Матвей и Кудеяр, – переглянувшись, отправились следом.
Первые пару верст остяк брел безо всякого смысла, просто поглядывая по сторонам. Однако через час ему на глаза попался ручей, и проводник круто свернул, ускорив шаг.
– Заметил чего, друже? – устремились следом казаки.
Маюни, не отвечая, дошел до протоки, присел, зачерпнул воды, попил, посмотрел направление потока.
– Чего молчишь? – остановился рядом десятник.
– Вода нужна всем, – ответил охотник. – И менквам, и товлынгам, и волчатникам, да-а. Хочешь найти зверя – ищи водопой. У моря стойбище есть, там искать нечего. Пошли наверх.
Наконец-то ощутив азарт, остяк устремился вдоль берега, примерно через час остановился, присел среди камней, принюхиваясь.
– Чего тут такое, Маюни? – спросил Кудеяр.
– А ты разве не видишь? Вон, мох содран и трава ощипана, да-а. Но это, похоже, олени. Они рядом с менквами пить не станут… – Следопыт пошел дальше, то ускоряя, то замедляя шаг, перепрыгнул пару ручейков, пригнулся возле еще одного пляжика, опустился на колено, потрогал ладонью воду: – Да-а…
– Чего, «да-а», остяк? – на этот раз возмутился Матвей. – Что «да-а»? Ты сказывай. Непонятно же ничего.
– Вот, видишь царапину на дне? Везде тина, а тут полоска? Не пил тут кто-то, черпал, да-а… – Паренек ухватил ладонями воду, сделал несколько глотков. – Глубоко черпал, небрежно, да-а…
Паренек поднялся, огляделся, облизнув губы, решительно направился на север, время от времени нагибаясь ниже и снова выпрямляясь. Теперь казаки и сами стали замечать то свороченный с камушка кусок мха, то смятую траву, то сдернутый ком земли в низине. Внезапно Маюни остановился, принюхался, покрутился, свернул влево, несколько раз прыгнул с камня на камень, замер над выемкой меж валунами: