Крест мертвых богов
Шрифт:
– Вставай, говорю, – приказал мент. – Поедем.
– Куда?
– Куда надо, туда и поедем.
Руслан
Парень был тот самый, во всяком случае, Гаврикова свидетельница божилась, что это – именно он, при этом вздыхала, закатывала глаза и в десятый раз переспрашивала, не дознается ли задержанный, кто на него указал. В общем, разговаривать с ней было тяжело.
Впрочем, с парнем, как выяснилось, не легче. Тот вообще ни слова не произнес, имя и то по паспорту узнали, как и то, что регистрация у него
– Так и будешь молчать? – больше всего Руслану хотелось отвесить мальчишке подзатыльник, но пока сдерживался. – Что ты делал во дворе дома? Ты приехал в гости? Ольгерд Тукшин – твой друг? Знакомый? Коллега?
Молчание. Подростковое упрямство, беспричинное, бестолковое, лишь бы назло всем, в данном случае Руслану.
– Крутой, значит, с ментами не базаришь.
Опять молчание.
– И кто ж тебя, крутого, так отделал?
– Не твое собачье дело.
– Не мое, – согласился Руслан. – Любопытно просто.
Парень не ответил. Он сидел, упираясь скованными руками в стул, конечно, наручники можно было бы снять, на психа вроде не похож, хотя, конечно, кто их, скинов, знает.
– Итак, Суздальцев Данила Ильич, пятнадцати лет от роду, проживающий в Кисличевске, на улице Комсомольской, дом пять, квартира семнадцать… и за какой надобностью в Москву?
Спокойный тон удавалось сохранять с трудом.
– Достопримечательности посмотреть, – огрызнулся парень. Смотрит прямо в глаза, с вызовом, в котором Руслану чудилась изрядная доля страха. Интересно, с чего бы, об убийстве ему пока не говорили, выходит, либо знает из иных источников, либо дело в чем-то другом.
Если знает, тогда зачем торчал у дома? Долго торчал, настолько долго, что давешняя свидетельница дозвонилась до Гаврика, тот – до местного патруля, который успел приехать и задержать мальчишку. Патрульный вообще утверждает, будто пацан спал.
– Я на адвоката право имею. И на телефонный звонок.
– Имеешь, – Руслан подвинул к парню мобильный телефон. – Звони.
– А… а мою трубу можно? Я на память номера не знаю, – сказано это было совершенно другим тоном, в котором не осталось и следа агрессии. – Пожалуйста. А то тетка волноваться станет.
Руслан не сомневался, что тетка и без того разволнуется, но телефон дал. Задержать мальчишку не выйдет, во-первых, несовершеннолетний, во-вторых, предъявить, кроме сидения на чужом пороге, ему нечего, а выпусти – и черта с два потом найдешь. А родственница – хоть какая-то возможность зацепить то ли свидетеля, то ли подозреваемого.
Правда, вот чего Руслан на дух не переносил, так это общения с престарелыми родственницами.
Она не была престарелой, родственницей – да, но даже не пожилой. Ухоженная стерва. Наглая.
Никаких скандалов, никаких угроз, никакого разговора, на который Руслан рассчитывал – вдруг удалось бы узнать, когда парень объявился в Москве – вежливое приветствие и короткая, но более чем внятная – в плане допущенных прокуратурой нарушений – речь профессионального адвоката.
Чертовски хорошего адвоката.
Но у подобных стерв все по высшему разряду, что духи, что сумочки, что адвокаты. Правда, адрес Руслан все-таки выбил. И имя с фамилией, так что адвокат – адвокатом, но от беседы ей ускользнуть не удастся. Он даже решил, когда явится для этой самой беседы. Завтра. В шесть утра, чтобы поднять с постели, заспанную, растрепанную, обыкновенную.
– Пойдем, Данила, – парню она руки не подала, тот как-то сник, осунулся, послушно поднялся и… начал оседать на пол.
Твою мать!
Да что с ним такое?
Широкая лестница двумя дугами подымалась вверх. Дубовые перила, низкие ступеньки, почти чистый ковер.
Тепло. После мороза так даже жарко.
– Шинельку сымай, и наверх, Никита Александрыч заждались небось.
Озерцов, значит… признаюсь, мелькнула мысль о несправедливости происходящего, однако отступать либо доказывать что-то в данном случае было бесполезно, да и недостойно как-то. Подымался я по ступенькам медленно и, хотелось бы думать, с достоинством. На втором этаже было сумрачно, свет, проникая сквозь окно в дальнем конце коридора, растекался по выбеленным стенам узкими полосами. Красная ковровая дорожка, темное дерево уцелевших во всех пертурбациях панелей.
Дверей было много, и я замер, не зная, куда направиться, однако же вскорости затруднение разрешилось само собой – Озерцов вышел навстречу. Не думаю, чтобы он специально подгадал момент, однако же вышло как нельзя более кстати.
– Сергей Аполлоныч? Неужто наконец-то прибыли? – он усмехнулся. – А я уж, признаться, и не чаял… что ж долго так? Гришка!
На крик явился один из конвоиров, тот, который показался мне старшим.
– Самовар поставь, – велел Никита. – Мне чаю и товарищу Сергею тоже. А мы пока в кабинету пройдем, погутарим маленько.
Никитина «кабинета» разительно отличалась от ставших уже привычными госпитальных интерьеров. Нельзя сказать, чтобы комната поражала роскошью, однако и бедной она не казалась. Скорее тут царило золотое равновесие, свидетельствовавшее о хорошем вкусе прежних хозяев. Помнится, я был представлен господину Анничкову, но и только….
– Тута я работаю, – Озерцов, сдвинув кипу бумаг в сторону, сел на угол стола. – И квартирую недалече… чего мрачный такой? Гришка с Мишкой обидели?
– Да нет, не обидели, – я счел возможным, не дожидаясь приглашения, присесть на стул. Никита хмыкнул, он провел руками по волосам, разгребая пальцами спутанные пряди. Он не спешил начинать беседу.
Никита смотрел, вернее, рассматривал меня, я – его. Не сказать, чтобы Озерцов так уж сильно изменился с нашей последней встречи, единственно худобы поубавилось да цвет лица потерял тот восковой оттенок, что свойственен нездоровым людям.