Крест. Иван II Красный. Том 2
Шрифт:
— Молод Олег, а свиреп, аки лев, — добавил Босоволоков. — Брата моего Михайлу пленил, в Переяславле содержит.
— А Лопасню, поди, уже укрепил? Когда это произошло-то? — отрывисто допрашивал Иван Иванович.
— Произошло постом Петровским, а Лопасню, конечно, уже изготовил к обороне. Так просто не отобьёшь теперь.
— Проучить сосунка! — ярился боярин. — Мне, можа, и не Лопасню жалко, а справедливость должна быть. И князи — её защитники. Так ведь, Иван Иванович? Ишь, учинил, вдову с младенцем забижает.
Великий князь, подперев бороду кулаком,
— Ладно, Алексей Петрович, побудь пока в нетях и как бы в холопах. — Покосился на боярина, тот понятливо прикрыл рот ладонью. — А после поглядим.
Он не знал ещё, как обойдётся с Босоволоковым, что делать с Лопаснею, но уже зародилась смутная уверенность, что найдёт решение, что оно уже есть, только ещё в слова не облачилось. И то, что Босоволоков вернулся, казалось приметой доброю.
3
Такие хитросплетения сложились в голове Ивана Ивановича, каких он сам от себя не ожидал. Собирать думу не стал — разношёрстна она, из бояр враждующих и новых, пришедших с новым московским правителем из его удела. Не найти на ней согласия, а то и свара какая вспыхнет. Решился поступить иначе. Пришёл без упреждения в дом Вельяминовых, который высился рядом с великокняжеским, мало уступая ему в величине и убранстве. Василий Васильевич обрадовался, держался, как всегда, по-свойски, не соблюдая чина, что обычно немного огорчало и досадно было Ивану.
— Вот что, шурин... — Вельяминов сразу уловил необычность обращения, раньше князь уважительно титуловал его держателем Москвы. С несвойственным ему проворством Василий Васильевич отвесил несколько поклонов да так и остался в полусогнутом положении, не ожидая себе ничего хорошего. — Босоволоков в Москве объявился. Весть принёс дурную.
При упоминании ненавистного имени Вельяминов выпрямился, на щеках выступили обычные багровые пятна — признак волнения.
— Где-то я слыхал, гонцов с дурными вестями казни предавали? — Он нашёл в себе силы пошутить, но голос изменил ему, надломился.
Иван Иванович продолжал, как бы ничего не замечая:
— Олег Рязанский Лопасню повоевал.
— Как? Это же наша сторожевая крепость! Отобьём немедля! — говорил вроде бы и возмущённо, но с явным облегчением, видно, ждал чего-то худшего. — Наказать надобно строптивца. Ишь, повадку берёт бесстыдную!
Князь слушал молча, как кипит тысяцкий, и странная смутная улыбка бродила на губах.
— А Михайла, наместник наш? — вспомнил Вельяминов.
— Сдал город и попал в плен.
— Отобьём! — бодро крикнул тысяцкий. — Вот он каков, знатен муж рода Босоволоковых! Трус и нерадивец!
— Охолонь, шурин, — мягко, почти ласково сказал Иван Иванович. — Чем отобьём? Моей звенигородской дружиной? Ни полков не собрать, ни боярского согласия не получить... От мора ещё не оправились. Какими силами отбивать будем Лопасню и наместника нашего? Олег уже укрепил её.
— Так что же? — Всем видом Василий Васильевич показывал распорядительность и готовность выполнить любые княжеские указания.
— Собирай поболе серебра да мчись выкупать Михайлу.
— Но ты же в Орду к хану за ярлыком собираешься! И я с тобой.
— Нет такой нужды в тебе. — Голос князя был ровен и холоден.
— А Москва? — продолжал суетиться Вельяминов. — Кто её боронить будет без меня?
Князь опять усмехнулся странно и спокойно.
— Мало ли у нас великих бояр и воевод? Ты собирайся-ка без речей и обсуждений. За тебя уже подумано и решено.
Будто кто слил румянец со щёк тысяцкого. Он поклонился послушно, слегка испуганно, слегка приниженно, не как бывало, размашисто. Понятлив Вельяминов — не отымешь.
4
Иван слишком хорошо сознавал, что его отказ немедленно идти воевать Лопасню вызовет нарекания. Станут говорить, что он малодушничает, что Семён Иванович спуску бы не дал надменному рязанскому юнцу, ославят по-всякому. Ну, хорошо, допустим, отобьём Лопасню, накажем Олега свирепого, а в ели кое-то княжение не потеряю ли? Не скажет ли хан: зачем мне такой улусник, который, и ярлыка не получив, уже самоуправствует?.. Собираясь в Сарай, Иван сознавал шаткость своего положения и нешуточность угроз со стороны Великого Новгорода и Новгорода Нижнего. Как-то уж очень быстро и дружно объединились они против Москвы. Уже и посол тайный отправлен в Орду с просьбой отдать великое княжение Константину Васильевичу Суздальско-Новгородскому.
Было тут над чем задуматься. Отчего эти шильники и ухорезы, как их Семён называл, так резко переметнулись, чем Москва им не угодила? От немцев, от свеев, от литовцев их обороняли, по первому зову шли на помощь. Да, суров был с ними в последние годы Семён, и отец их не баловал. Вот и захотели они теперь, чтоб, вместо сильной Москвы, великим княжением владел кто-нибудь послабее, кто не смог бы их в узде держать. Иначе Константин Васильевич сам-то и не заикнулся бы о ярлыке — куда ему с пустой мошной! А с новгородским серебром обнадёжился, забыв, что уж не юноша он, а старик семидесятилетний, поскакал верхами в Сарай через мордовские степи, хотя Нижний стоит на Волге и водный путь легче, безопаснее.
Ещё не став великим князем, Иван Иванович столкнулся с открытой враждой сразу и новгородцев, и рязанцев, и суздальцев. Как ни горько, пришлось признаться самому себе: потому они даже и не таят недоброжелательства, что не верят в его возможность наследовать великое княжение.
Обладание властью не столько влекло, сколько пугало. Власть даётся избранным, ибо она от Бога. А значит, должно быть достойным её, чтобы зажжённая отцом и пронесённая братом свеча не загасла, чтобы не изгибла отчина и дедина земля. И значит, надобно правильно воспользоваться властью, не выронить её из рук. Для этого — всё употребить... Ничем не гнушаться, как не гнушались отец и брат...