Крест

Старики говорили, что не бывало на их памяти таких бурь на Валаде.

Ураган начался в сумерках, при ясном небе, вопреки всем приметам. Люди едва успели попрятаться, как удар стихии обрушился на маленький городок Найнор, где на холме возвышалась княжеская цитадель. И многие думали, что наступило смыкание времен, что не пережить миру эту ночь.

А незадолго до полуночи буря улеглась, тучи разошлись, открывая круглую луну. И свет ее показался таким ярким, что его можно было потрогать. Лучи солнца мертвых свивались в жгут, и от неба до земли упал он, верхним концом прикованный к луне, а нижним обволакивавший

Наступил канун Юлаева дня.

В полночь, между шестым и седьмым ударом башенных часов, родился Эрик Хайрегард, наследник шестидесятилетнего князя Валадского.

Его мать умерла, так и не услышав первый крик единственного сына. И всю ночь, будто провожая любимую на Валаде княгиню, с неба падал мягкий снег, устилая измученную землю нежным покровом.

А ранним утром разлетелась ледяным звоном весть о чуде: вокруг Найнорского кремля, обиталища князей, расцвели розы. Они вылезли из-под снега повсюду, там, где их никто никогда не сажал. За одну ночь выбросили мощные побеги с толстыми бутонами. Пока солнце не взошло — ни один не распустился. Едва же первые лучи коснулись земли, будто по приказу с тихим шелестом принялись разворачиваться плотные лепестки цвета темной крови.

Они были похожи на сон, эти летние цветы на сверкающем покрывале снега. И никто не вспомнил, что давным-давно такое чудо случалось каждый год в первый день зимы. В день, когда родился величайший волшебник древности Юлай Валенсар. А в год, когда тело его в серебряном гробу похоронили на холме Найнор, посадив на могиле кедр, чудесные цветы пропали.

В год, когда родился Эрик Хайрегард, розы расцвели снова.

Впервые Оттар увидел Эрика на свадьбе своей старшей сестры, Агнесс.

Она влюбилась в Эйнара Силарда, барона из Травискара, по уши. А тот — в нее. Старый Зигмунд, отец Оттара и Агнесс, при сватовстве отказал: на приданом не сошлись. Но потом передумал.

Оттар, естественно, не обращал внимания на причитания и душевные муки сестры — какое мужчине дело до женских слез? И только на свадьбе с изумлением узнал, что, оказывается, стенаниям Агнесс придавало значение все княжество. Эйнар, когда его сватов погнали со двора, едва не послал егерей, чтоб выжечь дотла имение старого скряги. А егеря у него такие, что ого-го! Вмешался молодой князь. И буквально несколькими словами вразумил Зигмунда Горларда.

Оттар радовался, что отец внял доводам молодого князя и отдал дочь Эйнару. Во-первых, в Травискаре прекрасная охота, во-вторых, барон охотно приглашал к себе младших братьев жены, тогда еще невесты, — Оттара и Карла. И, в-третьих, кто, по-вашему, устраивает Травискарские турниры, знаменитые на всю Еррайскую провинцию? Вот то-то, что Эйнар.

В церкви Оттар скучал. Прячась за спиной отца, тайком корчил рожи, передразнивая глуповатые от счастья лица новобрачных. Рожи-то корчил, а сам посматривал: не видит ли кто? Сочтут, что Оттар недостаточно благоговейно ведет себя в церкви, выгонят. Что будет потом, страшно представить. Отец выпорет на конюшне, и еще священника позовет. Хорошо, если отца Франциска, тот добрый. А если отца Сигизмунда?! Этот старикашка Оттара терпеть не мог. Все говорил: дьявол в тебе поселился, дьявол… Если епитимью отец Сигизмунд назначит, всю зиму дома просидеть придется, и каждый день по три часа молиться, да еще на хлебе и воде… Конечно, на Ай-Эры нечего и мечтать в гости поехать, повеселиться.

В общем, Оттар бдительности не терял. Но чем больше осторожности от него требовалось, тем приятней казалась забава. В конце концов увлекся, и вдруг его будто холодной водой окатило. Обернувшись, увидал среди гостей прилизанного чернявого мальчишку, помоложе себя, но одетого не в пример богаче. Два года назад Оттар решил бы, что мальчик одет хуже, но Эйнар ему растолковал, как одеваются по-настоящему богатые люди.

Лицо у мальчишки было постным и чопорным, как у старухи за его плечом. Не улыбался, не вертелся, чинно осенял себя крестным знамением в нужном месте, губы шевелились, когда надо, и Оттар убедился: мальчик не просто шлепает губами, чтоб взрослые думали, будто он молится, — нет, этот святоша и в самом деле молился! Вот ведь что ужасно. Оттар сразу его возненавидел: и за то, что богат, и за то, что держится среди взрослых как взрослый, и за то, что такой правильный.

Так вот, этот мальчик и смотрел на Оттара, корчившего рожи, весьма осуждающе. Оттар сначала хотел показать ему кулак, мол, только попробуй наябедничать, но передумал: мальчик одет богаче, значит, папенька у него влиятельней барона Зигмунда. Несдобровать, коль возьмешься угрожать такому. Потому Оттар высокомерно отвернулся, думая, что после, когда гости на пиру развеселятся, втолкует мальчику, на кого тут можно жаловаться, а на кого — не стоит. Конечно, собирался не угрожать, а предлагать — дружбу и покровительство. Его в княжестве знают все сверстники, а мальчика он ни разу не встречал. Оттар не представлял, кто бы мог отказаться войти в компанию на правах его приятеля.

И хорошо, что он не поспешил с действиями. Потому что Эйнар Силард говорил с мальчиком весьма почтительно, а отец и вовсе склонился подобострастно. А потом и Оттара подтащил ближе:

— Ваша милость, — сказал Зигмунд, — а это мой старший сын, Оттар.

Мальчик, прищурив на Оттара серые глаза, небрежно кивнул. А у того рот открылся: отец назвал его "ваша милость". Так это что, молодой князь?!

Оттар тогда и сам поклонился, мигом отринув гордыню. Мямлил что-то, а молодого князя позвали за стол, он тут же забыл про Оттара. Сидел на почетном месте, на помосте справа от новобрачных, в самом центре. Оттар, вспомнив, за каким занятием молодой князь застал его, и не ожидая от этого ничего для себя хорошего, решил события опередить. Отыскал взглядом отца Франциска — тот не принимал участия в службе, приехал как гость, — и ринулся к нему:

— Отец Франциск! — чуть не закричал, в самом деле испугавшись. — Отец Франциск, я нагрешил…

— Сильно? — ласково спросил отец Франциск, отставляя кубок. Не с вином, отец Франциск вина не употреблял, это все княжество знало.

— Сильно, — закивал Оттар. И поведал, что делал в церкви. — Вот, а сейчас подумал: вдруг моей сестре оттого хуже станет? Вдруг через меня лукавый ей ножку подставит? Я каюсь, отец Франциск, наложите на меня епитимью.

— Да, пожалуй, грех твой таков, что одной молитвой тут не спасешься. Вот что, Оттар. Ты завтра вместо того, чтоб на свадьбе гулять, приходи в храм. Там после сегодняшнего убраться надо. Вот и поможешь.

— Отец Франциск, — растерялся Оттар, — я ж златирин… И что, мне с метлой да с тряпками ходить?!

— Наводить порядок в Доме Божием — почетный долг всякого златирина, — веско произнес отец Франциск. — Для Бога стараешься ведь, не для себя. И коль ты по рождению выше прочих себя почитаешь, так и для Бога больше старайся. Со златирина и спрос не тот, нежели с простолюдина.