Крестный ход над Невой
Шрифт:
Стёпа чуть отступил от старика, неловко было так стоять на глазах у прохожих, а кроме того, хотелось понять, что Петруша имеет в виду на самом деле: к его манере говорить надо было ещё привыкнуть. Этот человек не вписывался ни в какую таблицу и ни в какие рамки, но его хотелось слушать, хотелось стоять рядом с ним и быть счастливым.
Мальчик уставился на мольберт, к которому был прикреплен вымазанный краской лист. Действительно, замысел художника был совершенно сокрыт от постороннего наблюдателя.
– А что вы рисовали? – поинтересовался
– Как и все художники… – тяжело вздохнув, ответил Петруша и пробормотал: – Борьбу света и тьмы…
– Знаете, у вас это получилось! – воскликнул мальчик, вспомнив своё вчерашнее переживание при взгляде на лист, где жёлтые брызги разогнали мрак. – Знаете!.. Ваш рисунок мне жизнь вчера спас!..
Петруша от этих слов расцвёл, заулыбался, но потом застенчиво пожал плечами, будто говоря: «Да это ж не я всё! Что ты мне, дураку, такое великое дело приписываешь?!»
– Скажи, Стёпушка, а какой цвет тебе-то самому нравится больше других? – просто спросил он. – Ведь не важно, в каком цвете мы пришли в этот мир, важно только то, в каком – отсюда уходить станем. Мы сами всегда свой цвет выбираем…
– Мне нравится жёлтый… – проговорил Стёпа, вспомнив сияющие капли на рисунке старика, но осёкся и прошептал: – Подождите-ка, я не говорил вам, как меня зовут… Откуда вы моё имя знаете?!
– Ишь, какой засекреченный шпион нашёлся! – весело рассмеялся Петруша, а потом, став серьёзным, тихо добавил: – А ты, душа моя, вон какой сильный оказывается! Эвона, какой сложный, непобедимый цвет ты для себя выбрал. Но нести его трудно… Ох, трудно будет… Через всю-то жизнь… Через все испытания и искушения свет пронести – это подвиг.
– Как это сильный, непобедимый цвет? Его же любой другой перекрыть может! Намазал зелёным, или серым, или чёрным – и от жёлтого ничего не осталось!
– Это не так… Сам полюбуйся! – Радостно глянув на мальчика, Петруша достал из большой, коричневой папки с длинными завязками чистый лист и, прикрепив к деревянной рамке, поставил на мольберт, а старый рисунок приставил к парапету.
Затем старик не спеша снял шапку, размашисто перекрестился на купола, на Ангела с крестом, виднеющихся над Невой, и, окунув чистую кисточку в жёлтую краску, нарисовал посередине листа несколько широких мазков, похожих на пламя свечи.
– Красиво? – улыбнулся Петруша, как ребёнок любуясь на свой рисунок.
– Красиво… – поддакнул Стёпа, не отрывая взгляда от художника.
А старик нацепил шапку, натянув её на самые брови, состроил выражение записного злодея и, зачерпывая кисточкой как ложкой все тёмные цвета, которые были у него в запасе, начал размазывать их по всему листу. Но жёлтые мазки оставались чистыми и как будто светились! Едва коснувшись их, тёмные краски сползали, не затронув их и даже не изменив изначальной чистоты тона.
– Это фокус! На самом деле так не может быть! – азартно выкрикнул Стёпа. – Вы специально это… Для эффекта! Для того, чтобы я поверил в сказку про непобедимый цвет!
– Радость моя, я просто хочу поделиться
Имя
Петруша оценивающе посмотрел на свою работу: то приближал лист к самым глазам, то разглядывал его издали, искоса и прямо. Потом удовлетворённо кивнул головой:
– Сидит тут, как миленькая… – улыбнулся старичок и аккуратно открепил рисунок от рамки. – Это тебе, радость моя, на память о нашей тайне! – сказал он торжественно. – Чем старше ты будешь становиться, тем больше ты сможешь разглядеть на этом замаранном листе. Не потому что он со временем так сильно поумнеет, просто ты теперь носишь в себе умную тайну, которая будет открываться всё больше.
– Спасибо! – искренне поблагодарил Стёпа, уже давно никакой подарок не смог бы так сильно его порадовать. – Я обязательно сохраню ваш рисунок!
Петруша снял шапку и, приглаживая волосы, сказал ей:
– Вот учись, строптивица: радуйся малому, получишь настоящее! Иначе так и будешь до дыр куковать у меня на голове и – никакого тебе полёта!
Стёпа уже привык, что у них есть третья собеседница, и его это совершенно перестало смущать, даже наоборот – эта старая, сильно поношенная, с остренькой макушкой шапка казалась одушевлённой и очень милой.
Петруша, преподав ей короткий урок, нахлобучил её на темечко и, напевая какую-то тягучую, незнакомую мелодию, закрепил на раме новый лист. Затем он аккуратно, на самый кончик кисточки набрал жёлтой краски и принялся не спеша что-то рисовать.
– Душа моя, а ты знаешь, что твоё имя означает – венец?
– На каком это языке? – осторожно переспросил Стёпа.
И вновь в его голове промелькнула мысль, что он не говорил, как его зовут. Не скрывал, но просто не успел, да и Петруша его об этом не спрашивал…
– На родном, радость моя, на родном для твоего имени. Имя Степан, иначе Стефан, – греческое. Стало быть, именно в греческом языке Степан и означает «венец».
Все мы, горемыки, по земле идём и крест тащим. У кого какой. Но крест свой нужно не просто до конца донести: допыхтеть и доохать кое-как, а научиться любви. Настоящей, Господней Любви. Без любви-то на Небо никто ещё взлететь не мог: так и сыпались обратно. Понимаешь? Крест только поначалу тяжёл, к земле пригибает, спину мозолит, а как до конца его донесёшь, попривыкнешь, сроднишься с ним – так он ещё и крыльями станет: большими такими, просторными. И чем тяжелее и больше крест, тем больший потом размах и полёт. А до Небушка по-другому и не доберёшься, как ни старайся: прыгай потом, из кожи вон лезь, а без креста не допрыгнешь. А там, у Бога, нас как раз и ожидает заветный венец – главная награда. Заслужил? Тогда получай! И радуйся!