Крестный отец Катманду
Шрифт:
— Но я ей ничего не сделал. Это она использовала меня.
— Дело ваше. Но этикет тем не менее важная штука. Стражам нравятся хорошие манеры. А кстати, какого дьявола вы делаете в Катманду? Неужели не понимаете, как непрофессионально себя ведете, приехав в город, где нахожусь я, в то время как осуществляется наша сделка? Мы отправляем товар на следующей неделе.
— Что ж, — пробормотал я, — ваше поведение не намного профессиональнее. Я здесь именно затем, чтобы узнать, кто ваши информаторы, сообщающие вам, кто и для кого везет в Таиланд товар. Зинна
— Мои информаторы? Почему вы раньше не спросили? Одного зовут Нарайан, второго — Шах.
Я не мог прийти в себя от изумления, но тут Тиецин неожиданно отключился. И меня переполнила злость. Я несколько мгновений смотрел на свой телефон, затем вошел в журнал регистрации звонков, рассчитывая выяснить номер, но запись показала, что вызов был анонимный. В растерянности я закрыл аппарат и опустил в карман. Это вызвало новый приступ паранойи — без телефона в руке я почувствовал себя совсем маленьким.
Но потом силы стали восстанавливаться. Я понял: Тиецин прав — мне надо поскорее убираться от ступы. Ее грандиозная, нависающая надо мной погребальная белизна невыносима. Оглянувшись на нее, я опять почувствовал себя больным. Больше не мучаясь сомнениями, отправился на такси в Дурбар Марг, где располагается авиационное агентство «Тай айр», и взял билет на следующий рейс в Бангкок.
Наш самолет приземлился в аэропорту Суварнабхуми около шести вечера. Багажа у меня не было, и я сразу взял такси и в изнеможении закрыл глаза, развалившись на заднем сиденье. А дома, прежде чем провалиться в сон, не забыл включить мобильный.
Глава 30
Из крохотного динамика моего телефона доносился тихий, как гудение насекомых, голос — мой хрупкий сон нарушила мелодия «Всегда на сторожевой башне».
— Ну как? Лучше себя чувствуете?
Я поднес телефон ближе к уху. На этот раз Тиецин не копировал ооновскую речь — из темноты до меня долетал явный нью-йоркский выговор с бруклинским налетом.
— Вы представляете, сколько сейчас времени?
— Конечно. У вас — четыре утра, у меня на два часа меньше, но я мало сплю. Четыре утра — это время, когда поднимаются все добропорядочные монахи и начинают свои дневные труды.
— Я не монах.
— Кого вы пытаетесь обмануть?
Я помолчал.
— У меня умер сын. Я вам не говорил. Думал, вы могли это видеть, раз вы такой просветленный. Я вас проверял. Его сбила машина. Вы не знали, нет?
Он долго молчал. Я слышал лишь его дыхание. Затем он проникновенно произнес:
— Не знал. Мне очень жаль, очень. Сочувствую. Я не знал.
— Но вы знали, что меня должно поразить что-то разрушительное. Сами так сказали.
— Дух всегда подвержен разрушению во время первого явления. Я знал, что вам предстоит принять удар. Как и мне. Не я придумал священный закон. В вас течет кровь белого человека, и вы хотите одним ударом перебороть карму десяти тысяч жизней, чтобы кратчайшим путем достичь просветления и заработать золотую медаль прежде остальных. Что ж… — Тиецин вздохнул. — Но я тем не менее
— Спасибо. — Я решил сменить тему. — У нас небольшая проблема: молодая женщина, лет под тридцать, англичанка, контрабандистка по имени Мэри Смит. Кто-то ее сдал. У нее в паспорте непальская виза. Вам известно, кто ее заложил?
— Разумеется. Генерал Зинна. Вам это известно не хуже, чем мне.
— Я спрашиваю, кто сдал ее Зинне?
— Я.
От его ничем не приукрашенного признания я на мгновение онемел.
— Вы в своем уме? Представляете, как поступит Викорн, когда об этом ему станет известно? Мой долг сообщить ему.
— Ну так сообщите. Я не против. Наоборот, настаиваю. Не хочу, чтобы вы меня винили в том, что я не дал вам исполнить свой долг.
— Но мне казалось, вы заключили с ним сделку — с нами. Неужели полагаете, после этого он захочет вести с вами дела?
— Уверен. Захочет еще сильнее.
Я совершенно растерялся и не нашел ничего лучшего, как спросить:
— Почему?
— У Викорна нет денег. Он сам признался. Мне нужно сорок, а он в короткий срок способен набрать только двадцать.
До меня стал доходить смысл сказанного.
— Пытаетесь на него надавить? Так вот послушайте: во-первых, надавить на него нелегко — он вообще не поддается нажиму, — во-вторых, он на самом деле не может за неделю набрать такую сумму. Это не в его силах.
— Знаю.
— Так в чем дело?
— Его приятель, генерал Зинна, в том же положении.
Я был настолько поражен, что не мог произнести ни слова, и еще разочарован: Тиецин повел себя непрофессионально опасно.
— Вы обратились к Зинне после того, как заключили с нами договор? — Я запнулся, стараясь перевести дыхание и успокоиться. — Послушайте, может, вы и великий гуру, йог или как вас там, но это не лезет ни в какие ворота. К сожалению, должен сказать, вы ведете себя глупее глупого. И сами все испортили. Думаю, вам придется искать других партнеров. Скажем, в Амстердаме. Во всяком случае, не ближе пяти тысяч миль отсюда.
— Нет. Мне нравитесь вы. Я к вам прирос. Я же говорил, что тибетцы, как правило, не предают. Мы не отворачиваемся от людей, к которым привязались, — во всяком случае, не на протяжении одной жизни. Возможно, до прихода Майтреи Будды я вас и оставлю, но у нас еще достаточно времени.
— Почему вы ведете себя так самоуверенно?
— Это не самоуверенность. Задумайтесь. Поразмышляйте вслух.
— Хорошо. Буду размышлять вслух. Вы надули самого влиятельного в Таиланде наркобарона, после того как сдали ему австралийку, работавшую на второго такого же влиятельного наркобарона. Теперь у вас два очень серьезных врага и ни одного друга, кроме меня. Но с точки зрения дела я тоже начинаю терзаться сомнениями. Может, вам ограничиться обучением просветлению посредством сознательного психоза?