Крестом и мечом
Шрифт:
– К чему ты клонишь, магистр? – высказал общий вопрос Алан.
– В твоем доме эпарх уважают обычаи предков. В противном случае мое предложение не имело бы смысла. Я хочу стать крестным отцом и восприемником Романа для детей Анастасии. Своей семьей я не обременен – моя жена умерла вскоре после рождения единственного сына. Он – это все, что осталось у меня и удерживает в этом миру. Теперь же я хочу воспитывать будущих детей Анастасии, как своего собственного. Для этого прошу тебя Алан оказать мне честь и принять в свой род. А к достопочтенной Цире я обращаюсь со смиреной просьбой
Алан и Кахраман озадачено переглянулись. Цира же даже глазом не моргнула. Невозмутимая, она сидела, гордо выпрямив спину, похожая на античную статую.
– Если вы окажите мне честь и согласитесь, то прошу провести обряд усыновления сегодня же вечером. В присутствии гостей, которые съедутся на клиторий. – Продолжал говорить Никифор. – После проведения обряда, вы с домочадцами, на законном основании сможете останавливаться в доме своего сына в Константинополе. А я, клянусь честью, стану любящим братом для Анастасии и достойным воспитателем царских детей.
– Твоя репутация магистр известна. И я почту за честь породниться с тобой, – сказал эпарх магистру после некоторого молчания. – Не боишься, что церковники воспримут старинный обряд, как проявление язычества?
– Старинные обычаи народа – это не язычество, – возразил Никифор. – Священники их не одобряют, но и не препятствуют им. Запрещать их – это все равно, что плевать против ветра.
– Не надо ссориться с церковью,– внезапно сказала Цира. – Я что-нибудь придумаю.
Алан и Кахраман снова переглянулись. Мужчины поняли, что она согласилась выполнить просьбу магистра.
Вечером к усадьбе эпарха потянулись экипажи и отдельные верховые. Собирались гости. Алан и Цира встречали вновь прибывших гостей возле входа в центральный зал усадьбы, принимая поздравления. Из дальнего угла раздавались чарующие звуки арфы.
Когда зал наполнился, перекрывая голоса, раздался зычный голос Никифора, призывающий к тишине.
– Внимание! Прошу тишины и внимания!
Когда установилась тишина, Никифор подошел к Цире.
– Достопочтимая госпожа! Перед лицом твоих гостей и домочадцев смиренно прошу тебя об усыновлении. И пусть присутствующий здесь служитель Божий и собравшийся народ будут свидетелями в искренности моей просьбы.
С этими словами прославленный полководец опустился на колено и склонил голову.
Наступила гробовая тишина. Собравшиеся стали расступаться, собираясь возле стен и освобождая центр помещения.
Сивый Конь вынес и поставил в центре зала резной стул. Цира, прекрасная актриса, медленно обвела взглядом присутствующих и села на стул, грациозно развернувшись чуть влево. К ней подошел священник со Священным Писанием в руках и встал за ее спиной, символизируя Всевышнего.
В зал вошли вооруженные Алан и Кахраман, сияя надраенными до блеска чешуйчатыми доспехами скифов и ножнами, украшенными каменьями. Они подошли с двух сторон к Никифору и, ухватив за локти, помогли подняться. Не отпуская рук, подвели Никифора к Цире и помогли опуститься на колени возле ее правой ноги.
Потом мужчины встали по бокам. Они развернулись лицом к собравшимся гостям и обнажили кинжалы. Так они частично заслонили
Как только защитники заняли свои позиции, Цира не торопясь, и даже как-то обыденно обнажила свою правую грудь. Никифор обхватил ее сосок своими губами.
Священник возвел очи и забормотал молитву Отцу Небесному.
– Благослови Боже сие таинство! Во имя Отца, Сына и Святого Духа. Аминь. – Закончил молитву священник. Цира убрала под платье свою грудь.
– Встань сын мой! – Сказала она, поцеловав коленопреклоненного Никифора в голову.
Никифор приподнялся и, пятясь, отступил назад на пару шагов. Там он остановился и выпрямился во весь рост. Алан с Кахраманом вложили кинжалы в ножны и первыми поприветствовали нового родича крепкими объятиями.
Глава третья: пираты
Наварх Василий Гэксамилит со своей эскадрой базировался у побережья полуострова Пелопоннес. В его задачу входило не допустить проход пиратских кораблей c острова Крит и сирийско-киликийского побережья Азии к греческим портам. Пока что он только вел наблюдение за перемещениями редких галер противника, совершая дозорные ходки вдоль побережья Византии. Молодой и горячий, он жаждал подвигов и славы.
На острове Эвбея, в портовых корчмах коротали время моряки трехпалубного флагманского дромона, вспомогательных галер флота и ладей федератов. В углу, за столом сидел мрачный викинг рих Эрман Рыжий. К нему подсел конунг Хильд Большой Топор с кувшином вина и разлил его в чарки.
– Скажи мне свей, почему тебе не сидится на Руси? – Угрюмо спросил Эрман у Хильда, осушив чарку до дна. – Династические войны в Приднепровье закончились в пользу Рюриковичей. Теперь при дворе вдовы Игоря варяги живут как сыр в масле. Чего тебе еще надо?
– Вот потому и не сидится, – усмехнулся Хильд. – Скучно.
– А тут весело… – криво усмехнулся Эрман.
– Не спорю. Сейчас и тут скучно, – мотнул косматой головой Хильд. – Ну, а ты почему такой мрачный, Херман? Или пряное вино ромеев тебя не веселит уже, или соскучился по родной медовухе? – Как все свеи, Хильд произносил слова с ужасным акцентом.
– О, я догадываюсь! Ходят слухи о скорой свадьбе наследника Романа. Кажется, ты говорил, что знаком с его невестой?
– Я говорил, что ее отец – мой боевой товарищ, – поправил Хильда Эрман. – Тут другое. Послушай, Хильд. Ночью мне приснился Перкунас. Он сверкал глазами и манил за собой. Видимо мой путь под этими звездами близится к концу.
– Все мы рано или поздно попадем в Вальхаллу, – философски спокойно ответил Хильд. – Боги любят храбрецов. Покажи-ка тот медальон, что подарил тебе твой товарищ, отец невесты наследника.
Эрман вытащил из-за пазухи золотой медальон с изображением головы Горгоны Медузы. Змеи вокруг головы с раскосыми глазами образовали пышный ореол. Свет, преломлявшийся от изумрудов и рубинов, впаянных по краям медальона, делал изображение живым. Казалось, что змеи шевелились. Вот-вот, казалось, послышится их шипение.