Крестоносцы пустоты
Шрифт:
– И насколько серьезно он пострадал? – от степени дееспособности главы Лиги зависело весьма многое.
– Он полностью обездвижен. Даже моргнуть сам не может, – Алан встрепенулся, – но все когнитивные функции в порядке, соображает он будь здоров, как и всегда.
– Но каким образом все смогло зайти так далеко?! – вспыхнула Юля, – Инсульт – не взорвавшаяся в голове граната, требуется время, чтобы накопились столь серьезные последствия. Как такое вообще могло произойти?
– После твоего отъезда Александр стал совсем нелюдимым, – я видел, как сжались Юлины губы, но она удержалась от ненужных эмоциональных комментариев, –
– Понятно, – я почти физически ощущал, каких усилий стоит Юле сохранять такое внешнее спокойствие, – что дальше?
– Ему подключили киберкортекс, чтобы восстановить хотя бы речевые функции… в процессе мы узнали о себе много нового и интересного… мда… Вы же знаете, как он недолюбливает все эти современные штуки.
– Представляю, – мне стоило немалого труда удержаться от улыбки. Александр терпеть не мог все версии нейроинтерфейсов, а импланты так и вовсе ненавидел лютой ненавистью.
– Проблему вполне можно было бы разрешить установкой нейронных шунтов, но очевидно, что сам пациент от такого варианта откажется наотрез.
– Какие имеются альтернативы? – я чувствовал, что у Алана есть, что предложить, иначе бы он и не позвонил, но его следовало аккуратно подвести к нужному повороту беседы, дать ему необходимый толчок, повод.
– Оцифровка.
– Это что еще за зверь?
– Мы уже несколько лет работаем над технологией квантовой памяти, позволяющей хранить фантастические объемы данных, не требующих абсолютной достоверности, – Алан запрыгнул на привычную тему, и дело сразу же пошло заметно веселей, – Звук, изображение и все тому подобное. А некоторое время назад мы начали экспериментировать с оцифровкой сознания.
– Чего-чего? – твердая земля в очередной раз выскользнула из-под моих ног.
– Мы воспроизводим в квантовом массиве точную копию высокоточной томографической картины, снятой с работающего мозга. Создаем, так сказать, цифрового двойника, полностью идентичного оригиналу. Эксперименты с крысами и собаками показали, что технология вполне работоспособна, и теперь мы вплотную подошли к опытам на людях…
– То есть мой отец для тебя – всего лишь удобный подопытный кролик?
– Он сам предложил такой вариант, – Алан пожал плечами, – Я держал его в курсе всех наших последних работ, и он прекрасно понимает, что к чему. Или рискнуть и войти в историю, или всю оставшуюся жизнь провести в роли бесполезного овоща. Вот ты сама что бы предпочла?
– Но он же бешено ненавидел все импланты, говорил, что никогда и никому не позволит лезть себе в голову! Почему отец так резко изменил свое мнение?
– Ну, в данном случае он наоборот, сам попробует залезть в нашу систему. И такая перспектива, как мне показалось, изрядно его забавляет. Он воспринимает такой поворот как нечто вроде изощренной… мести. Фигурально выражаясь, разумеется.
– Ты точно уверен, что его, эти, как их… когнитивные функции в порядке?
– В полном! – Алан замотал головой, – Тут у меня нет ни малейших сомнений. Слышали бы вы те тирады, что генерирует подключенный к его мозгу киберкортекс…
– Ладно, понятно, – Юля побарабанила пальцами по столу, – Несокрушимой Преграды у нас в наличии нет, поэтому придется подчиниться Неодолимой Силе в лице моего папеньки. Что дальше?
– Мы планируем провести процедуру оцифровки завтра в нашем Центре Виртуальных Технологий. Дальнейшие шаги будем планировать по ее результатам.
– Но зачем так торопиться? – нахмурился я, – Днем раньше, днем позже… к чему такая спешка?
– Состояние Александра удалось временно стабилизировать, но как долго удастся поддерживать его жизнедеятельность, никто не знает…
– Только что ты говорил, что его состояние стабильно…
– На данный момент – да, – Алан виновато поморщился, – но никто не может дать стопроцентной гарантии, что такое состояние сохранится и завтра. Все очень зыбко, и мы не можем позволить себе излишний риск. Чем быстрее мы провернем соответствующую операцию – тем лучше.
– Ясно, – Юля решительно рубанула воздух рукой, – Наш гиперджет вылетает сегодня вечером. Завтра утром мы будем у вас. Держи нас в курсе.
– Да. Хорошо, – после таких четких и ясных инструкций у большинства людей, как правило, полностью отключалась воля к сопротивлению. Все уже решено и распланировано, остается только покорно кивнуть. И Алан не стал исключением, – К вашему приезду у нас как раз все будет готово.
Юля отключила связь, а я продолжал стоять посреди комнаты, прикрыв глаза и снова ощущая себя щепкой, подхваченной стремительным бурлящим потоком. Уже в который раз обстоятельства грубо выдергивали меня из уютного кокона выстроенных планов и швыряли на амбразуру неумолимой реальности, которая вовсе не спешила прислушиваться к моим наивным фантазиям. Словно издеваясь, всякий раз, как только мне начинало казаться, что я, наконец, твердо встал на рельсы собственной судьбы, и грядущее более-менее предопределено, как свыше мне немедленно направлялось убедительное опровержение моих нелепых заблуждений.
Чтоб не зазнавался особо.
Сегодня «всплытие» оказалось на удивление безболезненным. Вадим некоторое время лежал неподвижно, внимательно прислушиваясь к сигналам своего тела, но оно упрямо свидетельствовало, что все в порядке, и беспокоиться не о чем. Даже странно.
Мучимый недоверием к своим собственным органам чувств, Вадим нашарил тапки и потрусил в ванную, чтобы как следует изучить свое отражение. Но, как он ни всматривался, ни единого повреждения на своем теле он обнаружить не смог. Единственное, что напоминало о последнем заказе – застывшие потеки воска на пальцах правой руки. Возможно, его дайв держал зажженную свечу во время богослужения, и уронил на себя несколько капель.
Да подумаешь! Мелочь какая! За ту сумму, что была перечислены на его счет после сегодняшней ночной смены, Вадим вполне смирился бы даже с полноценным ожогом. А горячий воск – не настолько серьезный повод, чтобы изображать недовольство, иначе его деньги вполне могут достаться кому-нибудь другому.
При последующем более детальном осмотре Вадим обнаружил на своем плече остатки полустертого знака, выглядевшего как две параллельных горизонтальных полоски, нечто вроде слегка располневшего знака равенства. Быть может, таким образом помечали себя адепты того культа, в служении которого Вадим принимал участие?