Крестовый марьяж
Шрифт:
– Хорошо, я объясню...
– чуть не плача, прошептала она.
"Нет, тут что-то не то!
– недоумевала Анастасия, беря Сашу под руку, никогда не поверю, что Влад мог её обидеть, и на неё это совершенно непохоже!"
Войдя в свой подъезд, они медленно поднимались по лестнице пятиэтажного дома.
– Неделю назад я сама хотела его пригласить. Подошла, а он... Александра остановилась на ступенях и закрыла лицо ладонями, - теперь его извинительные жесты ни к чему. Не нравлюсь - не надо...
"Господи... Какой же ты у меня на самом деле ребенок!
–
– Как было бы замечательно, если бы тебе в жизни попался серьезный и честный человек. Любому другому будет так просто воспользоваться твоей беззащитной доверчивостью..."
Они поднялись до пятого этажа и стояли возле двери, но открывать её старшая сестра не спешила. Дома отдыхал после вахты Максим, а она должна была непременно объяснить несчастной Сашеньке всю нелепость сложившейся ситуации.
– Глупенькая моя...
– прошептала она, прижимая к себе девочку и целуя, - разве ты можешь кому-то не понравиться!? Ты когда к нам приехала?
– Не помню... Какая разница...
– всхлипнула та, уткнувшись ей в плечо.
– Дней десять назад...
– Мы встречали тебя в аэропорту в пятницу. А на следующий день пошли в клуб - верно?
Та молча кивнула.
– Эскадрилья, в которой служит этот летчик, только что похоронила сгоревший экипаж. Его бывший экипаж. Так вот - неделю назад ещё продолжался траур, и никого в доме офицеров из его сослуживцев я не видела. А он там присутствовал как начальник патруля, но танцевать и веселиться не мог. Понимаешь - не имел права!
Они потихоньку вошли в квартиру и, разувшись, на цыпочках добрались до кухни. Наполнив под краном чайник, Александра поставила его на плиту и вернулась к раковине. Анастасия незаметно наблюдала за ней, чувствуя, как в душе необъяснимо растет легкая тревога. Сестра умылась и высушила полотенцем озабоченное лицо. Затем уже твердым голосом объявила:
– Завтра пойду извиняться.
– Моя помощь нужна?
– Нет... я сама, - вздохнув, произнесла расстроенная девушка.
– Его, кажется, зовут Владислав?
– Владислав...
– с нежностью и улыбкой ответила Настя, подходя к ней и целуя в нахмуренный лоб.
– Ну вот - теперь узнаю свою сестричку...
3
Серое из-за непогоды небо с каждой минутой темнело, приближая непроглядную, антрацитовую ночь. Ветер, трепавший из стороны в сторону лодки и поднимавший фейерверки соленых брызг, стал ураганным, а порывы и вовсе едва не переворачивали маленькие суденышки. В море не на шутку разыгрался сильнейший шторм.
Одежда четверых авиаторов давно набухла от влаги и совершенно не согревала. Расположив одноместные, словно игрушечные, лодочки вокруг большой резиновой шлюпки, они сидели в ней, прижавшись друг к другу и вцепившись руками в веревочные фалы, пропущенные в петли вдоль округлых бортов. С наветренной стороны два штурмана держали прорезиненный парус, но это не спасало от проникающей отовсюду воды, и ледяного ветра.
Небольшая желтая радиостанция уже два часа работала на аварийной частоте, передавая сигналы бедствия. Члены экипажа прислушивались, но рев и шипение волн все равно не позволил бы разобрать другие звуки. Им оставалось, в ожидании помощи, лишь посматривать в небо. Спасательные службы почему-то запаздывали. Конечно же, их искали, они были в этом уверены и полагали - вот-вот появятся огоньки заветного вертолета-спасателя...
Беспрерывно зачерпывая воду со дна лодки складной резиновой емкостью, Владислав выплескивал её за борт. Помощник командира держал наготове сигнальные патроны и ракеты. Лишь бы послышался отчетливый шум авиационных двигателей или появился силуэт корабля... Но вокруг бушевало взбеленившееся море, а завывающий ветер старался вырвать и унести кусок паруса. Все вокруг было против них.
Берестов начал ощущать нестерпимую боль в колене. Он ударился ногой о приборную доску, когда крыло зацепило воду и самолет резко крутануло в сторону. Кажется, сустав опухал и, задевая его, летчик каждый раз морщился.
Температура стремительно падала, ветер продолжал усиливаться. Мокрая одежда замерзла, покрывшись коркой льда, и затрудняла любые движения. Но именно движение, до прибытия помощи, оставалось единственным спасением. Понимая это, майор постоянно отдавал какие-то приказания, не давая друзьям сидеть без дела. Время шло, и наступала длинная, зимняя ночь, пережить которую суждено было не всем...
Через час после наступления темноты, захрипел и начал заваливаться на дутый борт второй штурман.
– Юра!
– закричал, пытаясь растормошить его, командир.
– Юрка, потерпи немного, ну, давай же - очнись!
Он достал из кармана сигнальный патрон и, отвернув крышку, рванул шнур. Сноп красного огня озарил ярким светом пространство вокруг шлюпки. Передав горящий патрон Володе, он долго растирали руки и лицо молодого штурмана, пытаясь привести того в чувство. Сорок минут спустя, командир опустил бездыханное тело лейтенанта в одноместную лодку и крепко привязал фалом...
Еще через час, во мгле ночного неба, появились, наконец, огоньки долгожданного самолета. Влад сжег ещё три патрона и отправил ввысь одну за другой пять ракет. Тщетно... Экипаж не заметили, но надежда, что, поиски организованы и скоро их обнаружат, начала приобретать отчетливые, явственные контуры...
Майор, беспрестанно что-то делая сам, не давал забыться смертельным сном и друзьям. Он, то заставлял штурмана вычерпывать вместо него воду, то, приводя в действие очередной патрон, просил второго пилота организовать ужин. Но, силы уходили, и люди оставались беззащитными перед свирепствующим холодом.
Иногда Берестов прекращал бесполезное занятие - на дне лодки вода не убавлялась, но требовалось перевести дух. Посидев пять-семь минут спокойно, он внезапно начинал ощущать, как сознание стремительно затуманивается и готово сдаться на милость подкарауливающего сна. Тряхнув головой и потолкав друзей, отгоняя их сонливость, Влад, забыв о неимоверной усталости, снова продолжал монотонную работу...
В середине ночи, тело молодого пилота - помощника командира корабля, замершего незаметно и тихо, покачивалось рядом - во второй лодчонке...