Крестовый перевал
Шрифт:
— Они наверняка знают твой номер и отследят звонок, — сказал Анатолий перед уходом. — Так что выключи его от греха подальше.
— Тогда купи мне новую сим-карту, — попросил Ткач.
— Хорошо. Но лучше обновить и телефон. Так будет надежнее…
К вечеру молодой гастролер, как окрестил его бывший спецназовец, частично пришел в себя. Основательно устав от безделья, он решил приготовить ужин и пожарил на сале картошку с луком…
— Ого! Какие у нас витают запахи! — обрадованно воскликнул вернувшийся со службы
Ужин вышел на славу. Вместе с жареной картошечкой на тарелках красовались буженина и сыр, маленькие соленые помидорчики и маринованные грибы, острый соус и свежий хлеб. Посередине, естественно, возвышалась бутылка водки.
После парочки выпитых стопок пришла окончательная расслабуха, а вместе с ней вернулся и зверский аппетит. Нет, Юрка не забыл о смерти друзей и не перестал ощущать вину перед ними. Просто появилось понимание того, что жизнь продолжается и нужно искать какой-то выход.
Меж тем в разговоре он несколько раз упомянул о гибели старшего брата. Дескать, был бы жив Андрюха — все бы в его судьбе сложилось иначе.
— А с чего ты взял, что Андрюха погиб? — неожиданно возразил Анатолий.
— Как с чего? — перестал жевать Ткач, в памяти которого тут же всплыл похожий протест Павла Белозерова, также не желающего верить в смерть друга.
— Ты видел его мертвым?
— Нет.
— В том-то и дело. Никто не видел.
— Но… там же сошла лавина. Полно снега, глубочайшие сугробы…
— Лавина, сугробы! — вдруг рычит Волков. — Чего балаболишь, коль тебя там и близко не было?!
Юрка втянул голову в плечи.
— Все так говорят…
— А ты не все! Ты ему родной брат, между прочим!
Выпили. Закусили. Молча посидели, глядя в разные стороны.
— Ну, расскажи тогда, если знаешь то, чего не знают другие, — потянулся за сигаретой Ткач. — Я ведь на самом деле брат — имею право услышать истину.
Анатолий щелкнул зажигалкой.
— Имеешь. Но запомни: то, о чем сейчас услышишь, должно остаться между нами.
— Хорошо. А что за секретность?
— Какая секретность! — махнул тот ручищей. — Просто за дурака посчитают, если кому расскажешь. Как меня в свое время. Потому и пришлось уволиться…
Не «догоняя», молодой человек тупо смотрел на собеседника.
Усмехаясь, тот объяснил:
— После операции «Крестовый перевал» ко мне в госпиталь зачастил особист с вопросами: что да как… Я ему все подробно изложил — и устно, и на бумаге. А после он и командир бригады смотрели на меня как на полного идиота.
— Хорошо, Толя, — подумав, согласился Ткач. — Я обещаю никому не говорить.
— Тогда наливай и слушай…
Взобравшись на вершину хребта Юкуруломдук и отбив первый сумбурный наскок противника, спецназовцы осмотрелись, рассредоточились. «Острие» хребта представляло собой немного выпуклую, бугристую полосу шириной от ста до двухсот метров. Боевиков сюда успело подняться немного — около двух десятков. Но вскоре стало очевидно, что снизу и с юга к ним подтягивается подкрепление.
По приказу Ткача группа разделилась на два отряда. Лейтенант с девятью парнями остался прикрывать протоптанный в глубоком снегу подъем от позиции стрелковой роты. Этот подъем кровь из носу надо было удержать — по нему подойдет помощь снизу. Андрей со своими бойцами ползком переместился к востоку с тем, чтобы растянуть силы противника и не оказаться зажатыми в клещи у тропы…
Перестрелка на вершине горного отрога длилась около часа. Она то угасала, то вспыхивала с новой силой.
Отряд лейтенанта держался.
Ткачу приходилось туго. Стараясь отвлечь на себя побольше «духов», он постоянно маневрировал на «острие», в результате чего потерял четверых человек и отошел метров на двести восточнее. Однажды дело дошло до рукопашной, после которой на снегу остались еще двое…
К исходу часового боя Андрей с тремя сослуживцами оказался сброшенным с вершины хребта к середине противоположного от тропы склона.
Соседнее ущелье разительно отличалось от Шан-чоч, где пограничники совместно со стрелками встретили идущую из Грузии банду. Во-первых, оно было не столь глубоким и протяженным. Во-вторых, его склоны из-за высотности имели тоскливый белый цвет с темно серыми прожилками скальной породы — ни чернеющего кустарника, ни вечно-зеленых хвойников. В-третьих, в верховье ущелья величественно застыл огромный ледник.
Однако четверым уцелевшим бойцам было не до красот и величия кавказских пейзажей. Скупо огрызаясь короткими очередями, они понимали, что зажаты в плотное кольцо, и спасти их могла только молниеносная атака сверху. Сил лейтенанта на такую атаку было явно недостаточно (неизвестно — остался ли кто в живых из его отряда), а подполковнику, вероятно, приходилось несладко над низовьем ущелья Шан-чоч.
Вместе с силами таяли и боеприпасы. Надежд никаких. Голый ноль, как любил выражаться Андрюха.
Особенно становилось не по себе, когда «духи» палили из гранатометов. Огненные вспышки вздыбливали фонтаны снега. Осколков от взрывов разлеталось не много, зато каждый раз вниз съезжали приличные белые пласты, увлекая за собой огромную массу снега.
Бандиты упрямо подбирались все ближе и ближе. Сдерживать их становилось все труднее. И наконец, произошло последнее из длинной череды «непредвиденных обстоятельств» в этот насыщенный событиями день. После очередного разрыва гранатометного заряда Ткач выпустил в «духов» короткую очередь, съехал по рыхлому снегу в воронку, а через минуту позвал товарищей.