Крестовый перевал
Шрифт:
— Как же тебе удалось ее открыть?
— А-а… — машет рукой юный взломщик, — ничего сложного, если имеется хороший инструмент и знаешь, где и как его применить.
— Неужели у них не нашлось специалистов?
— Ковырялся тут какой-то «специалист» — прохерачил два отверстия мимо замка, третьим чуть не заблокировал вертикальный ригель, — усмехается Ткач. — Ну, а взрывать или резать дверь горелкой они побоялись, опасаясь, что прямо за ней складированы боеприпасы.
— Это тебе рассказал Бунухо?
— Естественно. Он ни на шаг
— Понятно. Что будем делать? Мысли есть?
Молодой человек тычет пальцем в небольшую латунную табличку, приклепанную к обратной стороне толстой, словно от сейфа, двери.
— Хочу начать с этой хрени. Поможешь?
— Габариты видишь?
— Цифры, что ли?
— Ну да. Куча цифр. Внешние габариты, внутренние. Размер ячейки…
— Какой ячейки?
— В сейфах обычно указывают размеры ячеек, а эта дверь походит на сейфовую.
— Да, вижу. Есть размеры.
— Нам они не нужны — читай строчку под ними…
У Юрки что-то с глазами. То ли довело фанатичное увлечение компьютером, то ли временные проблемы от нервного стресса. Короче, сидит на корточках у стены, а меня заставил считывать надписи с наклепанной таблички.
— Та-ак… — щурюсь и с горем пополам озвучиваю первую строчку под габаритами, выбитую на немецком: — VERLOHRJUN DUISBURG.
— Не то. Это место изготовления — город Дуйсбург. Давай дальше.
Я опять склоняюсь над дверью.
— FABRIKNUMMER 1474…
— Заводской номер. Пропускаем.
— Ясно, погнали дальше. SICHERHEITSGRAD.
Юрка оживляется.
— Класс защиты. Что там про него нацарапано?
— Wm Ba II.
— Понятно. Дальше…
— GEWICHT…
— Вес. Он нас не волнует.
— LIEFERMONAT.
— Месяц выпуска.
— Точно, — быстро соображаю я, — а следом идет год — 1940-й.
— Дальше, дальше! — торопит Ткач.
Развожу руками:
— Все.
— Все? — разочарованно переспрашивает он. — Не, ну это полный блютус! Придется опять напрягать мозг…
Поняв, что от таблички со стандартными данными никакого проку, мы около часа слоняемся по тоннелю, осматривая стены, сводчатый потолок и цементный пол, покрытый толстым слоем пыли. Кроме выше перечисленного здесь ровным счетом НИ-ЧЕ-ГО. Ни вентиляционных отверстий; ни фирменных немецких надписей типа «halt!» или «achtung!» ни других намеков.
Периодически интересуюсь ходом Юркиной мысли.
— Щас. Парсек подожди, — всякий раз задумчиво отвечает гений.
— Между прочим, парсек — это чуток побольше трех световых лет, — ворчу я и напоминаю: — По дороге сюда Беспалый балакал с кунаками о скором подходе людей из отряда какого-то Якуба. Так что неплохо было бы успеть до утра что-нибудь изобрести.
— Да-да, Паша, я думаю. Я пытаюсь. Не мешай…
Он прав. Лучше его не отвлекать.
Продолжаю слоняться с фонарем по тоннелю в поисках малейшей подсказки, объясняющей цель постройки данного сооружения. Дословно вспоминаю каждую фразу, услышанную от пожилой ингушской женщины и от ее сына — Бунухо…
Нет, я ничего не забыл, но при этом картина вырисовывается более чем странная. Выходит, Зама Газдиев озвучил половину правды: возведенное немцами сооружение в наличии — данный факт уже не вызывает сомнений; а вот со «спрятанной внутри сооружения смертью» старый дед что-то явно напутал. Да, здесь могло быть спрятано оружие или большое количество боеприпасов. И все это давно могло быть ликвидировано органами безопасности. Но, во-первых, об этом бы знали жители соседних сел и дед Зама в первую очередь. А во-вторых, это не объясняет наличие тупика, закрытого стальной сейфовой дверью.
Обхватив руками голову, Юрка по-прежнему сидит в темноте возле раскрытой двери и размышляет. Иногда его лицо озаряется слабым голубоватым светом, исходящим от работающего ноутбука — листая странички с изображениями дверей и замысловатых замков, молодой человек что-то ищет. Стараюсь не мешать — он моя единственная надежда. Обойдя тоннель несколько раз, я принимаюсь детально изучать все повреждения на стенах, потолке и вокруг металлического люка, закрывающего выход наружу…
Мои исследования дают кое-какие результаты. Люк по периметру здорово исцарапан, а в некоторых местах имеет заметные углубления — характерные следы от пуль; мощная рама, выполненная из толстого стального швеллера, кое-где погнута. Сколы бетона на стенах и потолке также говорят о том, что запертые внутри спецназовцы, а позже и люди Бунухо пытались отыскать другой выход. Однако все мои умозаключения никакого практического смысла для нашего спасения не имеют.
В бесплодных изысканиях проходит один час, другой, третий…
У Юрки в кармане нашлись сигареты с зажигалкой, и разок мы покурили, выпуская дым в сторону закрытого люка. Чаще делать это не решились — свежего воздуха тут и без того мало.
К середине ночи положение можно было окрестить катастрофическим — в разрешении поставленной бандитами задачи мы не продвинулись ни на шаг. Это означает только одно: утром нас обоих грохнут. Другие варианты не рассматриваются.
В отчаянии выщелкиваю из пачки сигарету, беру фонарь и топаю к люку. Чего ради экономить кислород, если жить остается до утра?
Вешаю фонарь на кривую ручку люка, кручу колесико зажигалки, подпаливаю кончик сигареты… И неожиданно замечаю ровную царапину на ржавой поверхности металла. Слишком ровную для случайного следа.
Заинтересовавшись находкой, подправляю свет, пригибаю голову, осматриваю крышку люка под разными углами.
И, обернувшись, негромко зову:
— Юрка, бегом сюда! Я кое-что нашел!
Глава шестая