Крестовый поход восвояси
Шрифт:
– За море? – переспросил я.
– За него самое. В Империю. Еще вчера предложить вам хотел, да не сложилось. А нынче во как… А в самый бы раз вам, люди вы надежные да известные. Когда б такое не учинили, лучше вас, поди, и не сыскать.
– Да что надо-то? – не удержался от вопроса Лис.
– Дочь князя Киевского, Алену Мстиславишну, в Трир доставить. Император Фридрих ее за своего сына Людвига сватает. Путь не близкий и опасный предстоит, тут нужны люди не только храбрые, но и места знающие. А женитьба эта нам во как нужна. – Володимир Ильич приставил ладонь к горлу. – За ней и торговля знатная, и поддержка против ливонцев. Да и императору в том
При слове «крестовый поход» мы с Лисом заговорили одновременно:
– За море идем, батюшка. Только вели, жизни своей не пожалеем, красну девицу к суженому в лучшем виде доставим.
Длинная колонна русских пленников, захваченных Ордой за время похода, тянулась мимо нас подобно похоронной процессии, идущей за телами двух пока еще несостоявшихся покойников. Чуть поодаль во главе нукеров восседал на покрытом ковром коне сухой, как анчар, и такой же мрачный Субедэй. Окружавшая нас стража гарцевала в ожидании заветного сигнала. Знатным витязям не стали связывать руки, так сказать, из уважения к былым заслугам, но охрану приставили, в прямом смысле слова, отборную.
Наконец казавшаяся бесконечной колонна закончила свое шествие, и Володимир Ильич, на полторы головы возвышавшийся над окружавшими его князьями и воеводами, поднял руку, подавая знак начать нашу передачу.
– Ну что, – негромко произнес Лис, когда мы тронулись с места, – вот как раз и подвернулся случай проверить, увязалось ли за нами Горе-злосчастье.
Я ухмыльнулся, заставляя своего коня прижаться плотнее к ближайшему охраннику.
– Понеслась!
С этими словами я выхватил из джида [15] моей «жертвы» острую сулицу и с размаху вонзил ему в бок. Стражник зажал рану руками и начал заваливаться на сторону. Его внезапно перепугавшийся конь широким галопом помчал в степь, позволяя всем и каждому созерцать свисающее тело с торчащим в боку древком.
15
Джид – футляр для ношения дротиков (сулиц)
– Н-но, выноси, родимые!
Воспользовавшись общим переполохом, мы вонзили шпоры в бока скакунов и, отгоняя взмахами плети пытающихся приблизиться, помчались в сторону Калки, вверяя жизнь резвости своих жеребцов.
Погоня, рассыпавшись широкой дугой, мчала вслед за нами, стремясь завернуть, отрезать от берега коварных беглецов. От лагеря наперерез нам на огромном гром-коне скакал могутный Илья Муромец, вздымая меч на отлет для решительного удара. Но вот, повинуясь неслышной команде, упустившие нас стражи потянули луки из саадаков [16] , и запели стрелы каленые свою тихую смертную песнь. Вот одна ударила в спину Лиса, вторая… раскинул он руки, словно в последний миг силясь обнять весь белый свет, и упал в густую траву, скрываясь от моих глаз.
16
Иначе: налуч.
Я гнал коня все дальше, пока не преградил мне путь хоробрый Илья свет Володимирович по прозванию Муромец. Молнией сверкнул его меч, и покатилась отсеченная голова, пятная кровью алою степные ковыли…
Глава 10
Памятники
Обозная повозка, в которой мы ехали, волочилась медленно, а уж для человека, привыкшего к европейским спидвеям, и вовсе почти не трогалась с места.
– Капитан, – лежавший рядом Лис поднялся на локте, – я хочу тебя поздравить.
– С чем? – Я лениво открыл глаза, все еще не желая расставаться с полуденной августовской дремой.
– Сколько раз нас с тобой приговаривали к смертной казни, и гляди-ка, действительно казнили.
– Не подходит, – я вновь закрыл глаза, – нас не казнили, а убили при попытке к бегству.
– Да, – огорченно откинулся Лис. – Пожалуй, ты прав. Зато какое шоу! Слабонервных просят удалиться, сильнонервных пристегнуться. Женщины от безысходности и трагизма заламывают руки, закладывают за воротник и рвут в клочки последнее бикини.
– Лис, ты дашь поспать? – недовольно буркнул я.
– Мертвецким сном?
– Да ну тебя!
– Ты ничего не понимаешь, – не унимался Лис. – Думаешь, хухры-мухры всадить с тридцати метров две стрелы в доску двадцать на тридцать? Да еще если доска под плащом. Да на всем скаку. Да по человеку, который тоже не стоит на месте.
– Не хухры-мухры.
– А трюк с отлетающей головой? А стражник, которого ты зверски заколол недрогнувшей рукою?
– Тоже не хухры-мухры, – вяло отозвался я, но моего друга это явно не удовлетворило.
– Какой талант! Какая джигитовка! Прям Мухтарбек Кантемиров!
– Татарин? – насторожился я.
– Темнота-а! Каскадер!
– А, тогда ничего.
Процедура собственного убиения отчего-то произвела на Лиса неизгладимое впечатление. Он пришел в такой неистовый восторг, что, казалось, готов был вновь и вновь гибнуть на глазах у изумленной публики. Однако заявок на наши головы больше не поступало. Путь опять лежал в Новгород, в объятия старинного приятеля Хельмута Штолля. «Я возвращаю ваш портрет», – не преминул съязвить Лис на канале связи в ответ на распоряжение Володимира Ильича укрыться в гостином дворе ганзейца и озаботиться там кораблем, способным принять на борт невесту имперского принца со свитой и стражей.
– Интересно, почем сейчас корабли на новгородском рынке?
Я лежал, стараясь отрешиться от фонтанирующего остроумия Лиса, искренне считая, что человек, убитый вчера, имеет право на отдых в преддверии новых славных дел. Когда в степи у Калки мы съехались с Ильей Муромцем у заранее заготовленного обезглавленного тела, обработанного для верности Яросветом, глаза наши встретились, он едва заметно кивнул, я резко наклонил голову вперед, прижимая подбородок к груди и приводя этим в движение своеобразную катапульту за спиной, заряженную головой номер два. После чего, стараясь не страховаться, рухнул на землю и, оставив на память «двойнику» свой византийский пурпурный плащ, быстро-быстро пополз как можно дальше от места «гибели».
«Двойника» Лиса обезглавили прямо на глазах у подъехавших монгольских нукеров в то самое время, когда подошедшая ближняя дружина князя Олега Изборского пополнилась двумя невесть откуда взявшимися витязями. Несказанно расстроенный произошедшим Володимир Ильич громогласно объявил, что, невзирая ни на что, тела убийц будут выданы Субедэю, а головы захоронены в освященной земле по христианскому обычаю, и, развернувшись, поскакал прочь, тем самым раз и навсегда закрывая все возникшие вопросы.