Крестьянские восстания в России в 1918–1922 гг. От махновщины до антоновщины
Шрифт:
В Омской губернии разверстка на волости осенью 1920 г. была установлена произвольно. На Борисовскую волость Омского уезда разверстали заготовку зерна в количестве 314 тыс. пудов. Губпродко-му были посланы сведения своевременно о площади посевов. Но оказалось, что с каждой десятины необходимо было собрать 35 пудов, чтобы выполнить разверстку, – волость была не в состоянии это сделать: в других волостях на десятину приходилось 18 пудов разверстки. Чем руководствовался губпродком, определяя Борисовской волости вдвое завышенный план? Оказалось, что, невзирая на данные волостного руководства, губернское установило разверстку на основании сведений 1917 г., но за прошедшие три года из состава Борисовской выделились Боголюбовская и Максимовская волости. Руководители
На долю Омского уезда была установлена следующая мясная заготовка: крупного рогатого скота в количестве 6031 головы, овец – 257 595 голов, свиней – 4667 голов. Доставлено на заготпункты крупного рогатого скота в процентном отношении: крупного рогатого скота в количестве – 30 %, овец – 11, свиней – 5 %.
Петропавловскому уезду установили заготовку крупного рогатого скота в количестве 1857 голов, молодняка – 762, овец – 7223, свиней – 1075 голов. Оказалось выполнено в процентном отношении: крупного рогатого скота – 50 %, молодняка – 25 %, овец – 8, 7 %, свиней – 0, 5 %. Хлебную разверстку на Петропавловский уезд установили таким образом, что только 5–7 % хлеба были доставлены на ссыпные пункты.
Имели место случаи, когда на ссыпных пунктах продработники отказывались принять привезенное зерно. В результате чего большинство крестьян, стоявших в очереди, были вынуждены сбрасывать зерно и уезжать домой на начавшиеся полевые работы. Непринятое и брошенное зерно оказалось разворовано. Результат недальновидной продовольственной политики – в сентябре 1920 г. в Петропавловском уезде Омской губернии произошло выступление крестьян против продотрядов [3: 328, 288–294]. Волнения охватили беднейшее крестьянство, на котором неурожай отразился сильнее.
Пензенской губчека осенью 1920 г. докладывал в центр: «Разверстка выполняется быстро и меры применяются крутые, но в связи с этой быстротой и стремительностью раздаются со всех концов жалобы на массовые неправильности, вызывающие сильнейшие чувства негодования у обиженных, особенно среди семей красноармейцев. Разверстка, которая была наложена на некоторые продукты, как капуста, по отдельным местностям, даже по словам самих райпродкомов, была настолько произвольна и преувеличена, что являлась без сомнения невыполнимой, к этому присоединяется также и то обстоятельство, что учет второстепенных продуктов велся крайне неправильно и халатно.
Из взглядов и разговоров с крестьянами заметно, что они не столько недовольны самой разверсткой, как тем, что разверстка разделяется и раскладывается неправильно, открытых жалоб от крестьян не слышно, так как крестьяне на практике знают результат и на все махнули рукой.
Многие волости выполнили разверстку своими силами без отрядов, которых они по опыту прошлого года очень боятся. Проделки продотрядцев и местных властей на продовольственной почве по-прежнему продолжаются» [3: 348].
Примечательно, что в докладе секретного отдела ВЧК о повстанческом движении в конце 1920 г. подчеркивалось: трудно отличить, где кончается бандитизм и где начинается повстанческое движение [3: 369].
Приведем показательный пример. В отчете Пензенской губчека отмечалось, что в 1918–1920 гг. ЧК было арестовано 5520 человек, в том числе крестьян – 1939 (то есть 35 %), кулаков – 227 (4 %, или 10, 5 % от общего числа арестованных крестьян). В основном аресты приходились на 1918 г. (так, в этом году арестовали 147 кулаков, то есть 65 % всех кулаков, арестованных за три года). По обвинению в участии в восстаниях были арестованы 244 крестьянина: в 1918 г. – 41, 1919 г. – 101, 1920 г. – 102. Статистика в отношении кулаков демонстрирует обратную динамику: соответственно 1918 г. – 27, 1919 г. – 15, 1920 г. – 14.
В одном из чекистских сообщений зафиксирован любопытный факт: в субботнике по погрузке зерна в вагоны, устроенном группой коммунистов на станции Мариановка Омской губернии 8 августа 1920 г., приняли добровольное участие кулаки, которые пришли помочь коммунистам и работали вместе с ними [3: 313–316, 290].
Непонимание крестьянами целей и задач коммунистической партии объяснялось их политической малограмотностью. Отношение крестьян к коммунистической партии определялось на обыденном уровне негативной оценкой роли коммунистов в осуществлении продовольственной политики советской власти. Политика коммунистов разоряла крестьянские хозяйства и обрекала крестьянские семьи на полуголодное существование – соответственно отношение к коммунистической партии у крестьян становилось отрицательным [3: 33]. Особенно если ситуацию усугубляли члены партии, облеченные должностными полномочиями в структуре власти, нередко дискредитируя ее своими действиями и моральным обликом. Разочарование в компартии и ее политике породило выход из ее рядов. Нередко по приезде домой красноармейцы скрывали свою партийность.
В чекистских сообщениях по поводу дезертирства отмечалось: среди дезертиров нет политического настроя не служить Советской власти, а преобладает мнение не служить никому. В течение первой половины октября 1920 г. были задержаны 47 745 дезертиров [3: 334, 351].
В большинстве восставшие крестьяне выдвигали лозунг «За Советы без коммунистов». Нередко повстанцы объявляли собственную позицию как «Долой коммунистов, да здравствуют большевики!» – в этом явлении отображались коллизии крестьянской психологии. Считалось, что коммунисты и большевики – не одно и то же: большевики дали крестьянам право на землю, а коммунисты это право отбирают и занимаются насилием, устанавливая грабительские продразверстки, повинности, мобилизации. В обиходе повстанческого сопротивления появился даже своеобразный, но характерный для крестьянской психологии призыв – «Бей коммунистов, долой Троцкого! Да здравствует Ленин и Учредительное собрание!» [3: 347].
Крестьянские волнения распространились на уральские и сибирские территории. В Томской губернии бунты и восстания охватили всю губернию. Восставшие захватили г. Колывань. Томские чекисты докладывали: слово «коммунист» стало ненавистно крестьянам: во время выступлений вырезались все коммунисты и их семейства с малыми детьми, по деревням прокатились избиения коммунистов. Активное недовольство выражали десятки сибирских казачьих станиц. В Оренбургской губернии повстанцы заняли район западнее Верхне-Уральска. Боевые силы повстанцев, руководимые штабом, объединяли пять полков, в том числе казачий. Повстанческие части насчитывали до 5 тыс. башкир. В Башкирской губернии численность повстанцев достигала 1500 человек. Лозунги восставших: «Бей коммунистов! Да здравствует Советская власть, свободная торговля и мелкая собственность!» [3: 296, 337].
Осенью 1920 г. в Енисейской губернии вспыхнул ряд небольших и разрозненных крестьянских восстаний вследствие недовольства населения продразверсткой, трудовыми повинностями, мобилизацией в армию новобранцев и одновременно унтер-офицеров старой армии. Голопуповское восстание (с начала октября по 19–20 ноября 1920 г.) охватило шесть волостей Канского уезда и насчитывало, по неполным данным, более 500 участников. В Зеледеевском восстании (12–13 октября – ноябрь 1920 г.) приняло участие примерно такое же количество крестьян шести волостей Красноярского уезда. Сережский мятеж, отличавшийся особой ожесточенностью действий обеих сторон с 1 по 5 ноября 1920 г., перекинулся на территорию пяти волостей Ачинского уезда и насчитывал свыше 600 участников. При этом мятежники, число которых не было постоянным, выдвигая разные лозунги, в основном выступали за Советы, но без коммунистов.