Крейсер Ее Величества «Улисс»
Шрифт:
— С какого числа отпуск? — сухо спросил Капковый мальчик.
Тэрнер улыбнулся юноше. Но улыбка тут же пропала: он резко вскинул голову, к чему-то прислушиваясь.
— Слышите? — спросил Тэрнер. Он говорил вполголоса, точно опасаясь, что его услышит противник. — Они где-то над нами. Но где именно, черт их разберет. Если бы не ветер...
Злобный торопливый стук «эрликонов», установленных на шлюпочной палубе, прервал его на полуслове. Молниеносным движением он кинулся к микрофону. И все-таки он опоздал — он опоздал бы в любом случае. В разрывах облаков уже видны были три «кондора», летевшие строем фронта. Они шли на высоте всего лишь ста пятидесяти метров, находясь менее чем в полумиле от крейсера.
Заходили они с кормы. С кормы! Должно быть, бомбардировщики, спрятавшись за облака, снова повернули на вест, чтобы ввести противника в заблуждение...
Прошло шесть секунд, а это время, достаточное для того, чтобы даже тяжелая машина, выйдя в пологое пике, успела покрыть расстояние в полмили.
Растерянные, охваченные болью и досадой люди и глазом не успели моргнуть, как бомбардировщики обрушились на конвой.
Приближались сумерки — этот зловещий полумрак арктических широт. В темнеющем небе четко виднелись трассы зенитных снарядов — жарко тлеющие алые точки. Сначала они беспорядочно метались и блекли где-то вдали, потом гасли, едва успев вспыхнуть, вонзаясь в фюзеляжи атакующих «кондоров». Однако под огнем бомбардировщики находились слишком мало времени — всего каких-то две секунды, — а эти гигантские машины обладали невероятной живучестью. Головной бомбардировщик выровнялся на высоте около девяноста метров. Бомбы весом в четверть тонны, пролетев какую-то долю секунды параллельно курсу самолета, нехотя изогнув траекторию полета, устремились к «Улиссу». Асинхронно, натужно ревя своими четырьмя моторами, «кондор» тотчас взмыл ввысь, ища за облаками укрытия.
В цель бомбы не попали. Они упали в тридцати футах от корабля, взорвавшись при соприкосновении с водой. Тем, кто находился в центральном посту, машинных и котельных отделениях, грохот и удар, должно быть, показались страшными, буквально оглушающими. В небо взметнулись огромные, выше мачт, столбы воды метров шесть в диаметре и, повиснув на мгновение в воздухе, обрушились на мостик и шлюпочную палубу крейсера, промочив до нитки расчеты зенитных автоматов и «эрликонов», установленных на открытых площадках. Температура была около семнадцати градусов мороза по Цельсию.
Самое худшее заключалось в том, что стена воды полностью ослепила зенитчиков. Следующий «кондор» атаковал крейсер, не встретив никакого сопротивления, если не считать огня одинокого «эрликона» на барбете под правым крылом мостика. Подход был осуществлен блестяще, точно вдоль диаметральной плоскости крейсера, но пилот, очевидно стараясь удержать машину точно на курсе, проскочил мимо. На этот раз были сброшены три бомбы.
Сначала казалось, что они упадут мимо, но первая бомба, ударив в полубак между волноотводом и шпилем, взорвалась под палубой, откуда взлетели искореженные стальные обломки. Когда стих гул взрыва, моряки, стоявшие на мостике, услышали яростный грохот. Должно быть, взрывом повредило шпиль, одновременно сорвав стопор якорь-цепи, и правый якорь, ничем теперь не удерживаемый, падал на дно Ледовитого океана, увлекая за собой якорь-цепь.
Остальные бомбы угодили в воду прямо по курсу корабля. Со «Стерлинга», находившегося в миле от него, казалось, что «Улисс» погребен под огромным водяным столбом. Но столб рухнул, и «Улисс», со стороны невредимый, продолжал мчаться дальше. Вздыбленный нос закрывал спереди все повреждения; ни пламени, ни дыма не было: сотни галлонов воды, ринувшейся в огромные рваные пробоины в обшивке палубы, залили бы пожар, если бы он и начался.
«Улисс» по-прежнему был кораблем-счастливчиком...
И вдруг, после двадцати месяцев фантастического везения, баснословной удачи, превратившей «Улисс» в легенду, притчу во языцех, в символ неуязвимости, удача покинула его.
По иронии судьбы «Улисс» сам накликал на себя беду К этому времени успели открыть огонь кормовые орудия главного калибра, в упор бившие 152-миллиметровыми снарядами по пикирующим на корабль бомбардировщикам.
Первый же снаряд, выпущенный третьей башней, угодил третьему бомбардировщику в правое крыло между моторами, оторвав его начисто, и крыло, кружась, точно осенний лист, упало в темное, бурное море. Какую-то долю секунды «фокке-вульф» летел прежним курсом, потом клюнул носом и с диким, оглушительным воем уцелевших моторов стал почти отвесно пикировать на палубу «Улисса».
На то, чтобы избежать удара, что-то предпринять, времени не осталось.
Несколько бомб врезались в кипящую воду кильватерной струи — «Улисс» несся со скоростью свыше тридцати узлов, — две бомбы пробили кормовую палубу и взорвались внутри корабля — первая в кормовом матросском кубрике, вторая в кубрике морских пехотинцев. Секунду спустя в четвертую башню со страшным ревом врезался охваченный ослепительным пламенем горящего бензина «кондор».
Он падал со скоростью свыше трехсот миль в час.
Невероятно, но то был последний налет на «Улисс». Невероятно потому, что теперь корабль был уязвим, беззащитен против нападения с кормы.
Четвертая башня была разрушена, уцелевшая каким-то чудом третья башня оказалась почти целиком погребенной под обломками «кондора», а расчет ее ослеплен дымом и языками пламени. «Эрликоны» на шлюпочной палубе тоже умолкли. Комендоров, едва не захлебнувшихся в водопаде, который низвергнулся на них меньше минуты назад, вытаскивали из их гнезд. И без того трудная эта задача стала почти невыполнимой: канадки на зенитчиках замерзли, и, когда их вытаскивали, ткань трещала и рвалась как бумага. Людей поспешно тащили вниз, в проход возле камбуза и оставляли там в буквальном смысле оттаивать. То было адским мучением, но иного способа спасти их от скорой и верной смерти в обледенелых орудийных гнездах не было.
Остальные бомбардировщики, отвалив вправо, постепенно набирали высоту.
Со всех сторон их окружали белые пушистые облачка разрывов, но самолеты, словно заколдованные, продолжали идти дальше. Вот они уже исчезли в облаках, поворачивая на юго-восток, чтобы лечь на обратный курс. «Странно, — подумал Вэллери, — ведь следовало ожидать, что, использовав момент внезапности, машины общими усилиями обрушатся на подбитый „Улисс“. Ведь до сих пор экипажам „кондоров“ храбрости было не занимать...» Но он не стал ломать голову, занятый более неотложными делами. А их было немало.
Вся кормовая часть крейсера была охвачена огнем. Правда, горело лишь на палубе и в кубрике, но опасность угрожала всему кораблю: внизу находились орудийные погреба третьей и четвертой башен. Десятки матросов из аварийных партий, спотыкаясь и падая на обледенелую раскачивающуюся палубу, уже бежали на ют, на ходу разматывая пожарные рукава. Смерзшиеся кольца рукавов, бывало, неожиданно распрямлялись от напора воды и сбивали людей с ног.
Некоторые тащили под мышкой или на плече огромные красные огнетушители. Один несчастный — то был матрос первого класса Ферри, оставивший лазарет, несмотря на строгий запрет, — пробегая по левому борту мимо разбитой корабельной лавки, поскользнулся и ударился грудью о третью башню. В этом месте поручни были срезаны оторвавшимся от фюзеляжа левым крылом «кондора».