Крейсер-призрак HK-33. Боевые операции немецкого ВМФ в Индийском океане

Бреннеке Йохан

— Ты только посмотри! Старое корыто в этом рейсе оказалось на целый день быстрее!

— Мы шли тем же курсом, — сказал Ханефельд. — Значит, лоханке еще рано отправляться в металлолом.

— Но это еще не все.

— Ты думаешь, из нее можно выжать больше?

— Я не думаю, я знаю.

В рубку заглянул матрос:

— Помощника срочно к капитану.

Капитан ожидал Ханефельда, стоя посреди каюты и держа в руке телеграмму. Он явно был взволнован, хотя говорил спокойно.

— Я так и думал. Нам предстоит немедленно выгрузиться и как можно быстрее идти в Гамбург. Отложите все другие дела. Соберите всех свободных от вахты

людей и открывайте трюмы для выгрузки. Я позабочусь о подходе барж для перегрузки на Рейн.

— Хорошо, господин капитан.

Старик нервничает, подумал Ханефельд, отправившись выполнять приказ. Конечно, следует поторопиться, но слишком усердствовать ни к чему. Все равно быстрее не будет.

Ханефельд был родом из Бремена, и его не так легко было сбить с толку. Поздно вечером он сошел на берег. Здесь была Бельгия, а не Индия, земля дешевой и многочисленной рабочей силы. Но, несмотря на это, бельгийцы сновали повсюду, как деловитые муравьи. Какая-то тревога витала в воздухе, и все об этом знали. Так поздно ночью люди бегут на автобус — он ведь может оказаться последним.

Ханефельд нашел неплохой ресторанчик и истратил остаток иностранной валюты на изысканную роскошь: французское шампанское, икра, голландские устрицы. Меню, которое ему принесли, было размером с небольшую афишу, а карта вин была заключена в кожаный переплет, словно Библия. «Ешь, пей и веселись, — подумал он, — потому что завтра мы все умрем». К выбору блюд он подошел с основательностью человека, побывавшего во всех частях света. Суп, эскарго, [5] приготовленные в раковинах и поданные с маслом и приправами. А что пить? Для начала «Шато-Шалон». Официант принес вино. Ханефельд сделал глоток и вежливо отослал бутылку обратно.

5

Эскарго— улитки. (Примеч. ред.)

— Это вино подается охлажденным, — объяснил он, — иначе теряется его специфический аромат.

Подошел метрдотель и извинился. За ним последовал сомелье и тоже извинился. Произошла досадная ошибка, крайне досадная ошибка. Когда Ханефельд снова взял в руки карту вин, сомелье мгновенно материализовался рядом с ним. Больше никаких оплошностей не будет. Ханефельд вышел из ресторана, провожаемый угодливыми поклонами персонала.

«Если бы они знали, — мысленно усмехнулся Ханефельд, — что я такой же наемный рабочий, как и они, а вовсе не американский миллионер. Но что делать, людей всегда встречают по одежке».

Он потратил всю свою наличность на роскошный ужин и совершенно не жалел об этом. Его не покидало чувство, что грядут большие неприятности и очень скоро ему станет не до ужина. С такими мыслями он и вернулся на судно.

— Вас уже несколько раз спрашивал капитан, — сказал старшина-рулевой, завидев помощника.

Выяснилось, что «Кандельфельс» получил приказ немедленно отплыть в Гамбург, не выгружая остаток груза из трюмов. Стоя на палубе под подозрительно чистым небом, усыпанным мириадами ярких звезд, «грузовой» помощник глубоко вдохнул ночной воздух. Он осмотрелся и даже принюхался. Похоже, надвигался туман. Интересно, неужели старик, обычно такой осторожный, все-таки выйдет в море?

К утру гавань покрыла пелена серого тумана, и в обычные звуки загруженного морского порта вплелись хриплые гудки сирен. В одиннадцать часов утра «Кандельфельс» был готов к отплытию. Осторожно, словно прокладывая себе путь на ощупь, судно медленно двинулось к выходу из порта. Спасательные шлюпки на шлюпбалках были подготовлены к спуску, а секретные документы в штурманской рубке были собраны вместе, чтобы их можно было быстро уничтожить. При необходимости «Кандельфельс» мог быть немедленно затоплен, а экипаж высажен на шлюпки. Но последние часы плавания до входа в безопасные немецкие воды прошли без происшествий. В какой-то момент из радиорубки выскочил крайне взволнованный старший радист. Капитан тут же направился к нему.

— Сегодня рано утром немецкие войска перешли польскую границу, господин капитан, — срывающимся голосом доложил он.

Капитан нахмурился.

— Теперь пламя охватит весь мир, — вздохнул он. — Запомните мои слова. — Он вспомнил откровенную беседу, которую имел в Калькутте со своим британским коллегой, и нахмурился еще больше.

Последний отрезок своего путешествия «Кандельфельс» прошел в серой дымке. Все на борту знали, что произошло, поэтому было тихо, как в покойницкой. Тишину нарушал только шум двигателей да плеск забортной воды. Судно прошло Эльбу I — маяк, расположенный у входа в эстуарий, — так его и не увидев.

Подводная акустическая аппаратура зафиксировала опознавательный сигнал, был взят пеленг на направление его максимальной интенсивности, и все были уверены, что следуют правильным курсом. На борту «Кандельфельса» оставалось довольно много груза, поэтому судно сидело низко в воде. Чтобы еще больше усложнить положение, начался отлив. Лоцман, поднявшийся на борт, прилагал максимум усилий, чтобы провести судно по сложному участку Эльбы. Неожиданно налетел сильный ветер. Один порыв, затем другой — и туман исчез. Снова стала видна земля, словно кто-то поднял плотный занавес. Ярко сияло солнце. Повеселевшие матросы выбрались на палубу и во все глаза смотрели на низкие берега реки. Перед ними была Германия. Они сделали это!

Оставив позади Куксхафен, судно пошло по широкому руслу реки к Гамбургу. Теперь вода поднималась. На реке показались рыболовные суда, деловито спешившие куда-то, оставляя за собой след черного дыма. Только они больше не занимались рыболовным промыслом. Их корпуса окрасили в серый цвет, в носовой части соорудили деревянные платформы, на которые установили орудия, и «призвали» на войну. На их палубах не было видно загорелых рыбаков в засаленных робах — их сменили одетые в белую форму молодые моряки. На фалах развевались многоцветные сигнальные флаги. За ними следом шел эсминец, затем пароход, и замыкало строй шведское грузовое судно. Что это? Предупреждение? Для кого?

«Кандельфельс» прибыл в «свободный порт» Гамбург. Стих шум машин, прекратилась вибрация корпуса. Безжизненное судно стояло у причала, а команда слонялась по палубе, не зная, чем себя занять.

Прошел день, потом другой. Начали поступать сведения о боях на всех фронтах в Польше. Еще день. Ничего не происходило. А ночью впервые взревели сирены, возвещая воздушную тревогу. В Куксхафене по небу метались лучи прожекторов, выискивая цель, заговорили орудия противовоздушной обороны, и впервые появились уродливые красные звезды взрывов. Великобритания и Франция объявили войну Германии. На землю упали первые бомбы.