Крейсерова соната
Шрифт:
Покуда парикмахер делал ему массаж щек, втирал благовония и кремы, нежно шлепал, щипал, отчего гладкая кожа покрывалась девичьим румянцем, Модельер просматривал подготовленные к эфиру видеокадры – кругосветное путешествие Первого Президента России.
На Мальте, в готическом зале старинного замка его посвящают в рыцари. Окруженный тайными членами Ордена, облаченный в плащ с золотой цепью и мальтийским крестом, он опускается на колени, целует священный меч, произносит ритуальную клятву. И тут же, в другом уголке земли, в афганской провинции Пактия, участвует в пуштунских игрищах, именуемых козлодранием. Мчится на скакуне среди диких наездников. Бешено визжит и хрипит. Вырывает у соперника тушу козла. Подымает над головой окровавленную рогатую добычу. Несется в степь, отрываясь от дикой погони. Вдали – синий хребет Гиндукуша, американский вертолет «Апач», летящий на базу после неудачных поисков Бен Ладина. Модельеру помогали одеваться
В это время Слава Маленький Славе Большому всадил в ягодицу булавку. Тот тихо взвыл, а когда Модельер обернулся, сделал вид, что напевает романс «Гори, гори, моя звезда».
– Вам обоим, господа, надлежит подготовить облачение Президента в день его венчания на царство. Мне кажется, нужно отказаться от беспомощного подражания русским царям и императорам, европейским королям и папуасским вождям, а взять за образцы лаконичные, понятные народу одежды египетских фараонов, для чего передаю в ваше временное пользование мумию Тутанхамона. До новых встреч, господа…
Он готовился к выезду в город, и ему поднесли телефон, напрямую соединяющий его с Президентом, – стеклянную, прозрачную медузу, проглотившую клубочек черных электронных червячков.
– Как почивал, мой дорогой? – Модельер ласково, нежно, словно бархоткой, касался слуха Счастливчика.
– О, ты знаешь, – раздался в ответ утомленно-женственный голос Счастливчика, который, казалось, еще оставался в смятой после мятежного сна постели. – Меня снова посетил этот странный сон. Будто вижу огромное пространство воды – море или обширное озеро. Над ним повисла синяя туча. Из этой тучи в воду пролилась беззвучная ртутная молния. Там, где она коснулась воды, все вскипело, окуталось паром и возникло подобие статуи. И я вижу, что это мое изображение. Понимаешь, в этом было что-то античное. Что бы мог означать этот вещий сон?
– Мой друг, – ответил Модельер, – ты находишься в преддверии великого и мистического действа – твоего помазания на царство, что сделает тебя не просто Государем, но и человеком, причастным Богу. И еще до обряда помазания тебя уже касаются силы неба.
– Тогда объясни второй мой сон, – задумчиво попросил Счастливчик. – Мне приснилось, что на голову мне положили маленькую собачку, темя чувствует ее теплое дышащее брюшко и одновременно ее непомерную тяжесть. Это о чем?
– «О, тяжела ты, шавка Мономаха…». Сны вещают тебе об одном и том же.
– Мы сегодня увидимся? – в словах Счастливчика слышалось томное нетерпение и капризная требовательность.
– Да, мой дорогой. «Сцена у фонтана», в то же время. Мне будет что тебе сообщить, – глядя, как шевелятся и мерцают электронные червячки в желудке стеклянной медузы, Модельер завершил разговор.
Ему принесли другой аппарат в виде стеклянной рыбы, в чьем прозрачном чреве пульсировала плазменная электронная рыбка. Соединили с заокеанским другом, великим Магом Америки Томасом Доу, спецагентом из «Нэви Энелайзес».
– Хелло, Томас, небось сидишь, старый черт, в этот поздний час дождливой вашингтонской ночи и жрешь виски?
– Какой на хер виски, – раздался в ответ ворчливый голос Мага. – Замордовал Президент, мать за ногу эту узколобую техасскую землеройку, который, сука такая, до сих пор не может запомнить, где находится Россия.
– Пошли его на хер, Томас, лучше прилетай ко мне, старый блудник… Пойдем в ночной клуб «Распутин», там появились классные
– Я бы рад, но этот пидрило с ранчо так увлекся глобальной антитеррористической операцией, что хочет сбросить атомные бомбы на Северную Корею, Ливию, Сирию, Судан, землю Шлезвиг-Голштинию, Эльзас, Новую Каледонию, республику Гвинея-Бисау, Южный Йемен и провинцию Синьцзян. Я слышал, что у вас в Приморье новые выступления учителей и безработных рыбаков… Хочешь, я помечу город Артем на карте предстоящих бомбардировок?
– Сделай одолжение, Томас! Задолбали меня эти учителя и рыбаки! Выходят на демонстрации под политическими лозунгами: «Мы – не рыбы! Рыбы – не мы!» Устрой им Хиросиму, а мы пошлем туда Министра по чрезвычайным ситуациям. Классный парень. Сам устраивает техногенные катастрофы и сам же их ликвидирует. Но звоню тебе не за этим… Не забыл, что у нас в Москве чрез месяц состоится помазание? Кровь из носу, но привези сюда своего техасского дятла. Хоть в гробу, понял? Мы должны провести эту тусовку на высшем оккультном уровне. Кстати, как у тебя с эзотерической подпиткой? Как твой астрал? Как ментальное тело? Ты, брат, не запускай это дело, уже немолод. Ложись-ка, проверься в госпитале в пустыне Гоби. Там у нас работают отличные мужики из Центра оккультной терапии.
– Не боись… У меня пока все стоит… Прилечу, потолкуем…
– Привет нашим из Ливермора, Принстона и Лас-Вегаса! А этой черной сучке Лизе-Скандализе, которая мне в прошлый раз не дала, никаких приветов! Я ей не Мартин Лютер Кинг!
В желудке стеклянной рыбы померцала другая, проглоченная ею, рыбка и погасла. Разговор был окончен. Модельер вздохнул с облегчением, завершив утренний церемониал, и направился к выходу, где ждал его правительственный «Запорожец», – длинная бронированная машина отечественного производства, с пуленепробиваемыми стеклами, двенадцатиместным салоном, оббитым хорошо выделанной человеческой кожей, над которой славно потрудились скорняки из фирмы «Чехов».
Небрежно бросил шоферу, чья волчья косматая башка оскалилась на него добродушными белыми клыками:
– В «Лефортово», к шестому подъезду. Как всегда, к пыточным камерам.
Автомобиль скользнул в ворота, известные лишь узкому кругу тюремщиков, где при входе на тюремной стене висели памятные гранитные доски в честь именитых узников, – барельеф лица в фас и профиль, имя почетного сидельца, время, проведенное в тюрьме. Здесь были доски, посвященные Макашову, Руцкому, Хасбулатову, с красивой гравировкой золотых букв. Торжественно-строгие плиты с изображениями Радуева, Лимонова, Быкова. Стеллы с именами и двойными портретами известных расхитителей, смутьянов и террористов. На некоторых красовался автограф заключенного. Почти на каждой плите был укреплен букетик цветов, за свежестью и красотой которых следило тюремное начальство. На доске Радуева белели лилии. У Лимонова – декоративный фиолетовый лук. У Макашова – нежные полевые ромашки. А у Руцкого – цветущий картофель, который специально привозили из Курской губернии. Тут же был разбит маленький скверик, куда утомленные от допросов следователи приводили своих подследственных, и они, устав от разговоров, молча курили «Кемэл» и пили пиво «Балтика».
Модельер отказался от предложенного бокала с пивом и сразу прошел в застенок.
В сводчатой камере с закопченными каменными потолками чадно горел очаг, разбрасывая угрюмые красные отсветы. На углях, накаленные докрасна, лежали длинные клещи и железные шковрни. У стены в цепях висела бездыханная голая женщина с воздетыми руками. Запястья были окованы стальными браслетами. Босые стопы были вставлены в железные, привинченные к полу сандалии. Спутанные, с медным отливом, волосы густо ниспадали на плечи. Округлые груди были в синяках и укусах. По ногам от живота стекали тонкие струйки крови, образуя на полу липкую блестящую лужицу. На ребрах краснел длинный багровый рубец. Рядом возвышался огромного роста полуобнаженный зулус, блестя потным черным телом, в набедренной повязке, в ритуальной маске африканского вождя, размалеванной яркими красками. В его здоровенных кулачищах был ременный бич. Могучая грудь тяжело дышала. Набедренная повязка подымалась и опускалась, словно под ней ворочался неуемный зверь. Тут же, за столиком, сидел следователь-юморист, лысый, с остатками рыжеватых волос, щербатый, с неисчезающей веселой ухмылкой, как если бы он думал о чем-то смешном, переполненный прибаутками и остротами. Направлял видеокамеру на висящую женщину, на великана-зулуса, на его шевелящуюся набедренную повязку, на раскаленные орудия пыток, на жестяное ведро с водой. Женщиной в цепях была Нинель, доставленная в «Лефортово» из «Рэдисон-Славянской», где ее выхватили из толпы рыдающих вдов.