Криасморский договор. Торг с мертвецами. Том 2
Шрифт:
– Идите, парни, – стремительно бледнея, проговорил слуга. – Он успел. И, кажется, мне конец.
2.2 Миссолен
– Готовы, ваша светлость? – Голос Ихраза вывел Демоса из оцепенения.
Канцлер рассеянно кивнул:
– Да, конечно.
– Последний шанс отступить. Вы точно уверены?
«Как будто сейчас можно быть хоть в чём-нибудь уверенным».
– Будь у нас другой вариант, я выбрал бы другой вариант, – проворчал Деватон. – Но альтернатив нет.
Энниец подчинился и знаком приказал гвардейцам налечь на ворот. Тяжёлые створки главный ворот дворцового комплекса медленно, словно нехотя, отворились. В лицо Демосу ударила вонь чумного города, а уши едва не заложило от шума беснующейся толпы.
«Обычно в такие моменты желают удачи. Но мне она не нужна. Нужен только успех».
– Удачи, господин, – шепнул Ихраз, вызвав у Демоса нервный смешок. – Если почуете неладное, сразу дайте знак: мы вас вытащим.
«Успеют ли? Сложно защищать безумца, решившего выйти к ещё более безумной толпе. Я и шагу не успею сделать, как они разорвут меня на куски. Если захотят».
– Конечно. Я буду осторожен.
Телохранитель наградил господина печально-насмешливым взглядом.
– Вы и осторожность несовместимы.
– Поэтому у меня есть ты – чтобы их совмещать, – улыбнулся канцлер.
Он подтянул и без того болтавшейся на тазовых костях пояс – сказывалась вынужденная чумная диета – и, перехватив трость поудобнее, шагнул вперёд.
«В яростную неизвестность».
На дворцовой площади, казалась, собралась половина выжившего города. Толпа ревела, швыряла в стены булыжники, самые преданные последователи Альбумуса окружили своего предводителях и завывали настолько жуткие гимны, что по позвоночнику Демоса прошёл холодок.
«Ненависть, боль, неистовство, безумие. Это ли прекрасная и великая столица, которую я успел так полюбить? Мой Миссолен, мой Белый город. Мой… дом? Хорошо, что дядя Маргий уже никогда не увидит, во что превратился город. Хорошо, что Креспий слишком мал, чтобы осознать происходящее. И хорошо, что у него есть я – тот, кого не жаль пустить в расход, если что».
Сразу в нескольких кварталах бушевали пожары – Демос видел столбы дыма и чувствовал запах гари. Докладывали, что бунтовщики пытались ворваться в Эклузум, но церковники отстояли владения.
«И теперь Альбумусовы прихвостни обратили свой гнев на нас».
Демос неторопливо вышел за ворота.
– Расступитесь! – рявкнул герольд со стены. – Вы требовали видеть канцлера – он перед вами.
Не оборачиваясь, Демос жестом велел герольду замолчать.
«Спасибо, дальше я как-нибудь сам».
– Брат Альбумус, выходите, – обратился канцлер к толпе. – Это переговоры. Даю слово, мои люди вас не тронут.
Окружавшие мятежника бритые наголо женщины и дети тревожно заквохтали, когда монах-еретик стал пробираться сквозь свой живой щит.
– Всё в порядке, братья и сёстры, – успокоил
«Враги меня ценят! Как приятно, с ума сойти».
– Никого не тронут, клянусь именем Гилленая, если и вы не станете…
– Как ты смеешь поминать его имя всуе, грешник? – взвизгнула одна из фанатичек. – Господь и так уже покарал тебя за грехи, но ты не остановился! Не смей осквернять его имя своим поганым ртом!
Демос вопросительно уставился на Альбумуса – тот широко улыбнулся и пожал плечами – дескать, был не при делах. Канцлер покосился на фанатичку.
– При других обстоятельствах такие заявления вам бы с рук не сошли, но у нас сейчас ситуация не из простых, – сказал он. – Поэтому я забуду то, что сейчас услышал. Ибо мы здесь затем, чтобы договориться.
Брат Альбумус жестом велел женщине отойти подальше и сам приблизился к канцлеру. Демос отметил, что он всё так же ходил босиком и носил самую грубую рясу.
– Вряд ли это получится, лорд Демос. Ибо вряд ли вы согласитесь на мои требования.
– Сначала изложите, а там посмотрим.
Еретик снисходительно улыбнулся и почесал старый шрам на правой стороне лба.
– Божья власть во всём Миссолене, – громко заявил он под одобрительное ворчание толпы. – Исключительная – на время чумы, а затем – совместно с малолетним императором. Слуги божьи проследят за его воспитанием и станут преданными советниками. Младенец Креспий – божий подарок для всей империи, он отмечен особым благословением Хранителя, ибо появился рассвет тогда, когда страна уже была в отчаянии. И он должен быть ближе к богу.
«Ага, и узнали мы о нём ровно за мгновение до того, как меня короновали. Истинное чудо! Божественное вмешательство, не иначе».
– Но младенец Креспий оказался не в тех руках, – продолжил Альбумус, кружа вокруг Демоса. – Мать с истерзанной душой, предводитель проделкой церкви и…
– Горелый интриган? – подсказал Деватон.
Монах фыркнул.
– Из всего регентского совета вы кажетесь мне самым вменяемым, ваша светлость. Хотя бы потому, что стоите сейчас передо мной и всё ещё пытаетесь спасти то, чему, по-вашему, я угрожаю. – Он остановился и изучающе уставился на обожжённую половину лица Демоса. – Но вы не понимаете, что я вам не враг.
– Другом вы мне тоже не кажетесь.
– Людям сложно принять нечего новое и чуждое. Вам ли этого не знать? И всё же это не означает, что я не прав.
Демос пожал плечами:
– Не нам судить.
– Соглашайтесь на мои условия – и останетесь в регентском совете, – уговаривал Альбумус. – Взгляд насквозь светского человека может быть полезен, да и политик вы достойный. Быть может, даже успеете спасти что-нибудь из предметов роскоши, которые мы так порицаем.
«Сколько лести и угроз одновременно».