Кричи

Чацкая Настя

– Для этого ты мне и позвонила. Оторвала меня от отличного виски, чтобы сказать, что не хочешь говорить. Твоей самоуверенности нет предела.

– И почему я не чувствую стыда, - шепчет она одними губами, но Джексон слышит.

Смеётся.

– Это “Чивас Ригал”. Дорогая штучка, которая ждёт меня за столиком прямо сейчас. Тебе должно быть

стыдно.

– Мы же говорим не о проститутках, не так ли?

– Она ждёт меня за столиком, в моём стакане.

В Лондоне щёлкает зажигалка.

В Лондоне Уиттмор подкуривает сигарету и выдыхает дым. В Бейкон-Хиллз Лидия отталкивается ногой от земли. Качели тихо скрипят и раскачиваются вперёд-назад.

– Значит, всё в порядке?
– интересуется он без особого интереса.

– Да.

– Я так и знал, Мартин. Что остался единственным, кто согласится выслушивать твоё дерьмо, о котором ты сейчас молчишь. В три часа ночи.

Он никогда не соглашался на это добровольно. И даже не запнулся, произнося время в Калифорнии.

– Только я, - добавляет он.

– Ну и, может быть, кто-то из этих твоих ушлёпков, - добавляет.
– Разнояйцевые близняшки Макколински.

Лидия не открывает глаз.

Прижимается лбом к цепи и слушает, как Уиттмор приканчивает свою сигарету. Она может поклясться, что видит на экране его мобильного часы калифорнийского времени.

Никак не научится жить в своём новом часовом поясе. Это так на него похоже.

– По-моему, у меня проблемы, Джекс. Просто… небольшие внутренние проблемы.

– Внутренние? Это как-то связано с венерологией, или типа этого?

– По большей части с психозами. И Питером. Ты помнишь Питера.

Джексон недолго молчит и тяжело выдыхает.

– Тот хрен, который укусил тебя. Тот хрен, которого ты воскресила. Тот хрен, который подставил всех на заводе, когда вы чуть не убили меня. Нет, я не помню его, и не нужно мне напоминать.

Лидия смеётся. Мышцы лица сводит. Она говорит что-то вроде - действительно, не нужно. Это такая чушь. А потом они молчат.

Молчат ещё примерно сорок секунд, а потом связь обрывается. Два доллара и восемьдесят центов - не так уж и много. Но больше сейчас и не нужно. Больше никакого Лондона и приглушённых басов. Только задний двор, качели, глубокая ночь и возвращающиеся голоса.

Лидия сухо сглатывает болезненную улыбку и колючий ком, который тяжело валится в желудок.

– Он у меня в голове, - шепчет она в телефон.
– Кажется, я схожу с ума, Джексон.

Отключённый микрофон знает куда больше, чем собеседник. Так уж у них повелось.

Но больше сейчас и не нужно. Больше - нет.

Джексон не перезванивает.

3.

– Нам нужно знать, Питер.

Хейл неторопливо поднимает саркастичный взгляд на Скотта, а у Лидии в желудке от этого сворачивается раскалённый камень. Это та самая, известная ей, точка невозврата.

В тот момент, когда на голубые радужки попадает солнечный свет из окна, а чёрный зрачок слегка сокращается от этого. Когда Питер секунду слегка хмурит лоб, а затем приподнимает брови в привычной насмешке и отворачивается от бьющих лучей. Когда он смотрит на МакКолла, а чувство такое, словно не отводит глаз от Лидии. Когда он театрально вздыхает, и его плечи слегка приподнимаются под лёгким свитером. Когда он поглаживает ладонью подлокотник дивана, на котором сидит, широко расставив ноги.

Это физиология, элементарные движения. Но для Лидии это другое.

Точка невозврата - сейчас ей кажется, что в её сведённой челюсти активируется детонатор. Бомба замедленного действия. Отсчитывает мгновения, и только Питеру известно число секунд, оставшихся до глобального разрыва мира. Он всем своим существом даёт понять, что знает это. Даже не глядя в её сторону.

– Всем и всегда нужно что-то знать, а твоя чрезмерная участливость когда-нибудь тебя погубит, - он почти скучает, когда говорит это.

Скотт хмурится и упрямо таращится на бывшего альфу.

Питер же, описав подбородком выразительную дугу, поворачивает голову к Лидии. Он смотрит, как большой и мудрый волк на кусающих его за хвост щенков. Лоб собран в морщины и вся его поза настолько издевательски-равнодушная, что…

Лидия сильнее стискивает зубы.

– Альфа уже не справляется без группы поддержки?