Криминальная история России. 1993-1995. Сильвестр. Отари. Мансур
Шрифт:
Практически всю ночь я не сомкнул глаз. Меня волновала и моя будущая судьба, и судьба Веры. Я не переставал прокручивать в голове все события последних дней и пришел к выводу, что Сильвестр, возможно, действительно жив.
На следующее утро меня снова выдернули на допрос. На этот раз к следователю приехал и мой адвокат. Допрос был совершенно неинтересным, следователю, по-моему, вообще было наплевать, кто я, что натворил, какое отношение имею к Сильвестру, да и к криминалу в целом. Его интересовало только оружие – где купил, кто стрелял... Было видно, что следователь работал по узкой теме, выявлял то, что было
– А что мне светит? – обратился я к адвокату.
– По твоей статье – до трех лет, – перехватив инициативу, сказал следователь. – Кстати, вот, – он показал листок, – предъявляю вам санкцию прокурора на ваш арест, в связи с обвинением в незаконном хранении и перевозке оружия. Сейчас твое оружие направлено на экспертизу. Скоро мы узнаем, стреляли ли из твоего пистолета и есть ли у этого «ствола» определенная биография. А поскольку санкция прокурора получена сегодня, то сегодня тебя переведут в тюрьму.
– В какую? – спросил я.
– Не знаю, – пожал плечами следователь. – Это не в моей компетенции. Какая будет свободна.
– А что, есть свободные тюрьмы? – поинтересовался я.
– Я имею в виду свободные места в камерах, – сухо объяснил следователь.
В этот же вечер меня посадили в «автозак» и повезли в Бутырку. В машине находились еще несколько заключенных. Ехали молча. Казалось, от Петровки до Бутырки рукой подать, но везли нас почему-то очень долго. Наконец машина въехала во дворик. Передо мной медленно открылись похожие на шлюзы ворота тюрьмы.
Сначала я попал на сборку. Это помещение, где находятся люди до направления их в конкретные камеры, – что-то вроде карантина.
На сборке я пробыл около недели. Время пролетело быстро, ничего особенного не происходило. На сборке народ сидел разный. Поскольку почти все попали в следственный изолятор впервые, то был какой-то своеобразный обмен информацией – кто что знает о правилах и законах тюремной жизни. Я молча слушал этот треп, стараясь, однако, не встревать в разговоры. Из болтовни я узнал некоторые подробности, важные для предстоящего мне пребывания в тюрьме. Теперь я был в курсе того, что существует так называемая общая камера, где содержится большая часть заключенных, и спецы – спецкамеры, где сидит криминальная элита – воры в законе и авторитеты. Подобных камер в тюрьме было мало, в них сидело по 10–16 человек, и условия там были вполне сносные. Иногда в спецкамеры попадали люди, не принадлежащие к элите криминального мира, но такое случалось крайне редко.
Я немного страшился того, что могу не адаптироваться к тюремным законам, не ужиться, так сказать, с коллективом. Вскоре меня, выражаясь тюремным языком, выдернули. Прокричав вечером перед отбоем несколько фамилий, в числе которых была и моя, конвоир сказал:
– С вещами на выход!
Это означало, что названных людей переводят в камеры. Мы долго шли по коридорам. Время от времени открывались двери какой-нибудь камеры и туда вталкивали новоприбывшего. Наконец я остался с конвоиром один на один. Я вопросительно посмотрел на него. Это был молодой парень, лет двадцати трех.
– А меня куда? – поинтересовался я.
– Как куда? В камеру, – ухмыльнулся тот.
– В какую? В общую?
– А ты что, хотел на спец, что ли? – с иронией
– Сколько человек-то? – допытывался я.
– Тридцать, по стандарту, – отрезал конвоир.
Вскоре мы остановились у металлической двери, на которой красовался номер «162».
– Давай заходи! – сказал мне охранник, открывая дверь камеры.
Я вошел внутрь. Камера была действительно небольшая, рассчитанная на тридцать человек, только на самом деле людей там оказалось в три раза больше. Кто-то из них спал, кто-то ходил, разминая затекшие от постоянного сидения конечности. Стоял несмолкающий гул от разговоров и нескольких работающих телевизоров.
Я стоял у входа, не зная, что делать дальше. Никто не обращал на меня ни малейшего внимания. Вдруг какой-то паренек, сидящий ближе всех ко входу, подошел ко мне и спросил:
– Чего, новенький, что ли?
Я молча кивнул головой.
– Давай садись пока ко мне на нары, ночь просидишь у меня. Тебе повезло, братуха, завтра будет этап, многие места в камере освободятся, так что, может, повезет и какая-нибудь шконка тебе перепадет.
Всю ночь я просидел молча рядом с этим парнем. Спать сидя я не привык, к тому же стоял оглушительный храп и воздух был настолько спертый, что практически нечем было дышать.
Утро в камере началось с восьми часов, по обычному тюремному распорядку. Вошли несколько конвоиров и оперативники. Всех выстроили в одну шеренгу. Началась перекличка. У оперативника был список. Он называл фамилию, человек повторял фамилию, имя, отчество, говорил номер статьи, по какой сидит. После проверки я сделал вывод, что москвичей в камере было процентов шестьдесят, остальные – приезжие. Основной массе заключенных было от двадцати до тридцати пяти лет. Небольшая прослойка молодежи – до восемнадцати лет – и несколько человек около сорока. Последние практически все были бомжами, какими-то доходягами, иными словами – залетные. Братва тусовалась вместе. Они резко контрастировали с остальной массой заключенных, благодаря ухоженному виду и дорогой одежде.
Телевизоры в камере работали круглосуточно, отключались только ночью на два-три часа, когда не работала ни одна программа. Братва с большим упоением смотрела любимую программу «Криминал» и женскую гимнастику. Очень любили смотреть музыкальные программы, репортажи с различных дискотек, музыкальные клипы.
Криминальных программ по телевизору показывали достаточно много, но самой любимой была оперативная программа, идущая по ТВ-6, – «Дорожный патруль». Благодаря ей заключенные узнавали последние новости об убийствах и крупных преступлениях в Москве.
Однажды, когда мой сосед смотрел телевизор, до меня долетели слова диктора о том, что накануне возле подъезда своего дома был убит предприниматель с Дальнего Востока. Я подскочил к телевизору как раз в тот момент, когда показывали человека с простреленной головой, лежащего в луже крови. В убитом я с ужасом узнал Вадима. Через день показали задержание и арест предполагаемого убийцы. Я поразился до глубины души, когда на экране появилось изображение Славки. «Нет, этого не могло быть! – подумал я. – Значит, кто-то дал команду на отстрел и ликвидацию дальневосточной бригады».