Криминальное наследство
Шрифт:
— Сколько? — автоматически спросил он и, слегка поторговавшись, нырнул в теплое нутро пропахшего бензином «жигуленка». — По дороге возле аптеки тормознешь, — предупредил он водителя. — На Ленина есть дежурная… Знаешь где?
— А то… — кивнул тот и, подумав, буркнул: — Деньги вперед! А то знаем, ученые…
Знакомые окна на третьем этаже дома, в котором жила Дроздова, светились, и Евгений, сунув водителю сверх положенного полтинник, выбрался из вонючего «жигуленка». Настроение у него поднялось, он и полтинник-то этот дал неприветливому водителю, исключительно чтобы задобрить судьбу: Лопухин,
— Ну вот, как видишь, не обманул, — подмигнул он леваку и, тут же забыв о нем, зашагал к подъезду Ларисы… То бишь Тамары Григорьевны.
Как и предполагалось, суетливая дамочка встретила его бурей восторгов по поводу валокордина и тут же умчалась на кухню — капать вожделенное лекарство.
— Тамара Григорьевна, знаете, я вообще-то спешу, но мне нужна одна из книг, тех, что я оставлял в последний раз… Не беспокойтесь, я сам возьму, только ботинки сниму…
— Можешь не снимать! — подала она голос из-за кухонной двери. — Из-за твоей Насти у меня грязища… Все равно ей мыть!
«Ну и отлично», — пробормотал Лопухин, слегка удивившись такой демократичности по части обуви со стороны Дроздовой. Обычно она в этом отношении проявляла беспримерное занудство…
Пройдя темную гостиную, он проскользнул в бывшую Ларисину комнату, где тоже было темно, и, нажав выключатель, находившийся справа от двери, быстро и настороженно огляделся… Книги на месте. Явно никто их не трогал, значит, и ствол тоже.
Глянув на всякий случай еще раз сквозь гостиную в сторону кухонной двери, за которой считала свои капли Дроздова, он торопливо шагнул к пачкам и, запустив руку в щель между ними и шкафом, облегченно перевел дыхание: слава богу, «макарыч» на месте… Теперь главное — тихо и без приключений доставить его к тетке в дом, перепрятать, а наутро обработать: спилить номера. Лишь после этого можно вернуть ствол Каменеву, предварительно созвонившись с ним по номеру, который он дал Лопухину в конце того неприятного разговора.
Номер был новый, незнакомый, но как раз это Евгения не удивило: свои сим-карты майор менял часто.
Лопухин извлек газетный сверток наружу, вынул пистолет, а смятый комок бумаги решил пока затолкать обратно: ствол он хотел сунуть за ремень брюк, под куртку…
Но ни того, ни другого Евгений сделать не успел.
— Оружие на пол! — рявкнул за его спиной, как показалось Лопухину, громовый голос. — Руки вверх! Руки!..
Майор Каменев не зря натаскивал своих учеников годами, изо дня в день, вырабатывая у них реакцию — как раз на такие ситуации! Пока потрясенное сознание Лопухина пыталось вместить этот неожиданный окрик, тело действовало само по себе: круто развернувшись к двери, он вскинул правую руку с зажатым в пальцах пистолетом и, моментально дернув второй рукой на себя предохранитель, нажал на курок… Раз… затем еще… и еще…
Это напоминало один из его детских кошмаров, приходивших после воображаемых расправ с врагами, время от времени мучивших его: круглолицый, приземистый мужик, в которого он стрелял в упор, который еще после первого выстрела не мог не свалиться замертво, продолжал двигаться на Лопухина!..
— Оружие на пол! — еще один окрик, почему-то сзади. — Руки… Руки, сукин ты сын!.. Что, по-русски не сечешь?!
Повернуться он не успел: ловко выбитый пистолет полетел на пол словно сам по себе, острая боль пронзила обе руки от кистей до самых лопаток. Но тело Лопухина продолжало действовать самостоятельно, выворачиваясь из чьих-то медвежьих объятий, вывернувшись в итоге и сумев сбить с ног почему-то все еще живого круглолицего, еще какие-то угластые предметы, попавшиеся под ноги…
Метнувшись через по-прежнему темную гостиную, Лопухин сделал последний решающий бросок — к двери, ведущей в прихожую, вышибая ее плечом в хорошо отработанном когда-то полете…
И все это лишь для того, чтобы тут же очутиться в чьих-то действительно железных руках, в профессионально выполненном захвате откуда-то взявшегося на его пути соперника… Соперника?..
Уже после того как наручники защелкнулись на запястьях Евгения Илоновича Лопухина, его сознание справилось наконец с непосильной работой — осмыслением случившегося. И, подняв голову, он, все еще лежа на полу в прихожей, увидел людей, на которых наткнулся, пытаясь вырваться на свободу из квартиры, сделавшейся западней.
Он узнал их сразу — двоих веселых мужиков, завернувших вслед за ним в туалет в аэропорту.
— Вставай, ты, сукин сын, — прошипел один из них, и Евгений зажмурился, ожидая удара ногой… Но вместо этого кто-то сзади схватил его за шиворот и одним мощным рывком поднял на ноги.
— Давай назад, в комнату! — почти миролюбиво произнес заговоренный от пуль круглолицый. — Да не балуй, бесполезно…
И только тогда Лопухин увидел еще одного человека, молча, но с нехорошей ухмылочкой на роже стоявшего в углу прихожей: водитель доставивших его сюда «Жигулей»…
— Не боись, — подмигнул он ему, — денежки твои не пропадут, как вещдоки пойдут!..
И тут до Лопухина окончательно дошло: это конец… Если его вели от самого аэропорта, а кто знает, возможно, и от самой Москвы, от Васькиной хазы, значит, точно все…
Он мог бы сейчас завыть, как попавший в волчью яму зверь, мог бы потерять сознание от поднявшейся со дна души волны ужаса, дремавшего там многие годы. Но ничего этого Евгений Лопухин не сделал, потому что страх и ярость, схлестнувшиеся в нем, внезапно словно нейтрализовали друг друга, превратившись в огромный, серый, как туман, клубок безразличия.
И так, находясь в самом центре этого клубка, без единой мысли в голове, он покорно развернулся на очередной окрик круглолицего мента и зашаркал куда было сказано — в гостиную. Даже не заметив, что комната уже ярко освещена.
Убедившись, что арестованный не проявляет больше ни малейшей активности, оставив его под присмотром Ластивки, который на всякий случай извлек свой пистолет и держал Лопухина на мушке, Яковлев поначалу, как и обещал Вячеславу Ивановичу, набрал на своем мобильном его номер. И, лишь коротко доложив Грязнову, заглянул в комнату, где Олег с Борисом аккуратненько паковали вещдоки и снимали видеокамеру с Ларисиного бра, одновременно споря, что сделать сначала: снять ее или кассету вынуть.
Немного послушав коллег, Володя усмехнулся и переступил порог. И только тогда наконец вежливо произнес:
— Привет, мужики… Как долетели-то, все в порядке?
Оперативники недоуменно посмотрели на Яковлева, потом друг на друга и, наконец, дружно расхохотались, сбрасывая напряжение последнего получаса.
Прежде чем сойти вниз, куда его коллеги увели задержанного, к прибывшим по распоряжению Азарова еще двум машинам, Володя, разумеется, отправился на кухню. И, едва переступив порог, с трудом сдержал улыбку.