Криминальное наследство
Шрифт:
Обе — и мать, и дочь Дроздовы, конечно, были весьма яркими, как сказал о Ларисе, увидев ее фото, Грязнов-старший, «глазастыми» женщинами. Однако в данный момент лицо Тамары Григорьевны, казалось, и вовсе состояло из одних глаз, увеличившихся не менее чем в два раза!..
— Ну-у-у, Тамара Григорьевна, вы что ж так перепугались?
Яковлев усмехнулся и, быстренько взяв табуретку, придвинул ее поближе к Дроздовой, после чего сел рядом и обнял женщину за плечи, отметив, что та и впрямь вся дрожит.
— Вот и пришелся кстати валокордин… Накапать вам?
— Он… он стрелял… — пробормотала та, пропустив его предложение мимо ушей. — Он… Он мог убить…
— Не мог. — Володя вздохнул и прижал ее к себе. — Разве вы не знаете, что такое холостые патроны?
— З-знаю… Он будет мстить… Мне и Ларочке… Обязательно будет!
Из глаз Тамары Григорьевны полились слезы, и Володя решил, что это к лучшему.
— А вот об этом даже не думайте! — как можно тверже сказал он. — Лопухину за все, что он наворотил, сто процентов пожизненное светит, даю вам честное слово!
— А-а-а… Если он от вас убежит? — Она судорожно всхлипнула.
— Не убежит! Тут я вам даже поклясться могу, — возразил Володя. — К тому же завтра же он будет в Москве, между вами окажутся тысячи километров.
Она ненадолго притихла, казалось слегка успокоенная его словами. Вдохновленный результатом своих увещеваний, Яковлев решил развить успех.
— Я, собственно говоря, — произнес он, как можно торжественнее, — хотел не просто сказать вам «до свидания», а выразить огромную благодарность за помощь в поимке особо опасного преступника от имени Первого департамента МВД России! Думаю, мое начальство не будет против сделать это чуть позднее в письменной форме!
Тамара Григорьевна тихо ахнула и, отстранившись от Володи, во все глаза уставилась на него:
— Вы это серьезно?..
— Разумеется! — твердо сказал он и, к своему великому смущению, немедленно был вознагражден нежданным-негаданным горячим поцелуем в ближайшую к Дроздовой, небритую щеку.
— Здорово! — Удивительная женщина моментально забыла о своих страхах. — Представляю, какая физиономия сделается у Елены, когда она… Елена — это моя подруга… А уж у Данилы Васильевича…
— Ты там что, ужинал, что ли? — недоуменно поинтересовался Борис Погорелов, когда с трудом вырвавшемуся от Тамары Григорьевны Яковлеву удалось наконец покинуть ее квартиру и добраться до поджидавшей его машины. — Я уж думал, ночевать у нее остался…
— Иди к черту! — огрызнулся Яковлев. — Надо было ее, в конце концов, поблагодарить и успокоить?
— Вот и я о том же! — окончательно разошелся Борис. — А что, она еще вполне даже ничего бабенка, ничуть не хуже своей дочери!
— Если сию минуту не заткнешься, получишь по харе!
— Все-все, молчу… — Погорелов поспешно ткнул в плечо ухмыляющегося водителя: — Поехали! А тот тут некоторые того… Дедовщину разводят… Или я не прав? Все, молчу!
22
Кафе «Светлячок», сиротливо приткнувшееся на обочине Дмитровского шоссе среди казенного вида зданий, было типичным среднестатистическим заведением такого рода: дела у его хозяина шли ни шатко ни валко, концы с концами сводились за счет обедавших тут по будням госслужащих да перекусывающих студентов близлежащего колледжа. Соответственно и меню, как убедился Василий, напоминало ассортимент заурядной столовой доперестроечных времен.
В «Светлячок» он явился минут за двадцать до назначенного свидания с Ниной Степановной и ровно через час после открытия кафе, справедливо рассчитывая на отсутствие в столь раннее время обилия посетителей и на то, что не успевшие раскачаться, сонные официанты вряд ли станут проявлять к ним с Женькиной теткой излишнее любопытство.
Впрочем, официантка пока что была всего одна — и та, покосившись на раннего клиента, подходить к Василию не спешила, продолжая что-то лениво обсуждать с изредка позевывающей кассиршей, одновременно выполнявшей обязанности бармена. Бар, как он отметил, был исключительно пивной, что Василия, не любившего крепкие напитки, вполне устраивало.
Наконец официантка — пышная химическая блондинка в кокетливом кружевном фартучке, приколотом к голубому форменному платью, обреченно вздохнув, направилась к его столику в самом дальнем углу небольшого зала. Помимо Василия здесь было всего двое посетителей: что-то тихо обсуждавшие между собой мужички, успевшие еще до его прихода заказать по банке пива и одну на двоих тарелку жареного картофеля.
— Что будем брать? — равнодушно поинтересовалась блондинка. — Только учтите, что ни борща, ни шашлыков, ни люля пока что нет.
— А что есть? — Василий отложил в сторону бесполезное меню.
— Жареная картошка, рыба-фри, кофе и сочни творожные… Ну и пиво.
— Когда будет люля или шашлык?
— Ну если сейчас закажете… Минут через тридцать, наверное… — вздохнула официантка.
— Пойдет, — кивнул Василий. — А пока бутылочку «Балтики», если есть третий номер, и какой-нибудь салат… Салат-то хоть имеется?
— Спрошу на кухне.
Блондинка еще раз вздохнула и неторопливо отплыла куда-то в глубь кафе, за кулисы.
Дверь в этот момент открылась, и, бросив на нее быстрый взгляд, Василий, ожидавший, что это Нина Степановна, заявившаяся сюда чуть раньше, увидел вместо нее какую-то парочку — парень был самый что ни на есть обыкновенный, а синеглазая, темноволосая девица совсем даже ничего. В другое время он бы с удовольствием полюбовался на эту красотку, но сейчас невольно нахмурился: что-то сегодня здесь для столь раннего часа становится чересчур оживленно… Пожалуй, следовало назначить встречу с Кутковой в месте, выбранном по собственному усмотрению, но Женька настоял на «Светлячке»: мол, там всегда спокойно — во-первых, а во-вторых, его тетка в Москве не ориентируется, если поменять место, к которому она привыкла и дорогу знает, непременно заблудится!
Парочка между тем в обнимку направилась к бару, а дверь открылась снова, отвлекая от них внимание Василия, и на сей раз это действительно была Нина Степановна.
Женькину тетку Василий не видел довольно давно — с момента ее приезда в столицу, тогда она прожила у него два или три дня, прежде чем перебраться к Ларисе. И сейчас с удовлетворением отметил, что Евгений, а возможно, и Ларка основательно потрудились над внешностью Кутковой: никаких тебе ожидаемых им заранее деревенских шалей в клеточку и пальто с пожелтевшим каракулем, пошива одна тысяча девятьсот пятьдесят пятого года… Такой она, во всяком случае, запомнилась Василию. Но теперь это была ничем не выдающаяся московская пенсионерка в дешевой, но вполне приличной шубе из крашеного кролика, такой же шапке-берете, натянутой по причине мороза поверх белого теплого платка, с обычной хозяйственной сумкой в руках.