Криминальные будни психиатра
Шрифт:
Савелий мог бы оспорить это утверждение, но момент был абсолютно неподходящим для споров.
19
Виталик, по обыкновению свалился как снег на голову. В половине одиннадцатого вечера, без звонка, но зато с пивом и арахисом.
— Хочешь, чтоб тебя угостили, позаботься об этом сам! — заржал он, вручая Савелию два тяжелых пакета.
Савелий мог бы и оскорбиться, уж чего-чего, а скупости за ним не водилось, даже наоборот, но подумал и не стал. По трем причинам. Во-первых, брат был весел, значит, есть хорошие новости. Во-вторых, не хотелось начинать состязания в острословии, так и до утра можно просостязаться, время-то позднее, а завтра не суббота, завтра — только пятница. Ну, и, в-третьих, на дураков не обижаются, ибо бесполезно.
— Чем занимаешься? — деловито осведомился брат, стряхивая с ног мокасины.
— Сижу и думаю, что мне делать со своим индивидуальным предпринимательством. — Савелий действительно этим и занимался. — То ли закрывать, то ли оставлять, а если оставлять — то зачем?
— Оставлять! — не раздумывая посоветовал Виталик, вешая на вешалку свою сумку. — Хлеба не просит…
— Там есть платежи, не зависящие от деятельности. Работаешь не работаешь, тысячи в месяц вынь да положь…
— Тогда — закрывать! А лучше всего, открывай-ка ты, брателло, частную практику. Ты же, слава Богу, не стоматолог!
— Я и не мечтал никогда о стоматологии, но при чем тут она?
— Как это «при чем»? Стоматологу нужна хренова куча оборудования — кресло, бормашина, пескоструйка, стерилизаторы, рентгенаппарат и много чего еще… А ты одним молоточком можешь обойтись! Прямой резон открывать частную практику при таком раскладе. Особенно если уже зарегистрировался. Что, не прав я?
— Вообще-то мне и молоточек не нужен…
— Тем более! Давай, короче, дерзай! — Виталик хлопнул Савелия по плечу. — Что стоишь? Накрывай на стол, а я пойду умоюсь.
Десять бутылок намекали на длинный разговор. Шесть Савелий поставил в холодильник, а четыре сунул в морозилку для экстренного охлаждения. Чтобы потом не отвлекаться, высыпал все пять пакетов соленого арахиса в миску, а от себя добавил оливки и нарезанную кубиками брынзу.
Виталик вышел из ванной в синем махровом халате, распаренный и благодушный.
— В жару глупо поливать себя холодной водой, — сказал он. — Выходишь, и жарко. Куда правильнее принять горячий душ, после которого становится прохладно-прохладно, вот как сейчас…
— Угу! — хмыкнул Савелий. — Конечно, прохладно, кондиционер пятый час работает.
— А это вообще замечательно! — Виталик рухнул в кресло, вытянул вперед босые ноги, пошевелил пальцами и пожаловался: — Устал не как собака, а как стая собак… Я у тебя заночую, ладно?
— Ночуй, — разрешил Савелий. — Только на будущее звони перед тем, как приехать, потому что я могу оказаться не один.
— Вот так новость! — Виталик от всей души хлопнул ладонями по подлокотникам, так что Савелий вздрогнул. — Перемены на личном фронте?! Давно пора! Кто такая? Почему не знаю?
— Придет время — узнаешь, — твердо сказал Савелий, давая понять, что эту тему сейчас обсуждать не намерен.
— Ну хоть скажи, кто она…
— Женщина, — лаконично ответил Савелий, садясь в другое кресло. — Пока пиво охлаждается, может, расскажешь новости?
— А с чего ты взял, что у меня есть новости? — деланно удивился брат.
— На лбу прочитал.
— Какой ты, однако. — Виталик закинул ногу на ногу. — Результатов пока нет, но к Хотину я успел присмотреться. И чем больше я к нему присматриваюсь, тем больше он мне нравится. В профессиональном смысле, конечно, не подумай чего другого…
Нравиться Виталику в профессиональном смысле означало подходить в качестве подозреваемого по всем статьям, то есть по всем параметрам.
— Чем дальше, тем чудесатее, — продолжал Виталик. — В момент убийства Луковской, там интервал небольшой — в пятнадцать минут, Хотин сидел в своем кабинете и работал с договорами. Я так понимаю, что когда юристу нечего делать или когда он хочет отдохнуть, он делает вид, что работает с договорами. Хотин, кстати, очень обстоятельно рассказывает, когда и что он делал. Память хорошая, помнит все до мелочей…
— Ты по новой проверял его алиби?
— Я заново проанализировал информацию и поговорил кое с кем. Кроме Хотина, разумеется, его я раньше времени пугать не хочу, чтобы он книгу не выбросил. При отсутствии других улик книга для нас очень важна, да и вообще пугать подозреваемых до ареста — последнее дело. Кстати, Хотин постоянно ходит в костюме и при галстуке, даже в жару. Фасон давит — юрист, деловой человек, фу-ты ну-ты… А под пиджаком очень легко незаметно пронести на склад биту. В сумку-то ее не положишь.
— Биту можно завернуть в газету, можно сумку побольше взять, а можно и в рулон ватмана вложить…
— Ты занудствуешь, как мой начальник отдела! Всяко можно, но с ватманом только художники ходят, большая сумка привлекает внимание, а газетный сверток подобных размеров — тем более. Давай рассматривать более простые варианты. Кем бы ни был наш убийца, он, определенно, не дурак и светиться с битой не станет…
— Если, конечно, не принес ее заранее, скажем — за месяц.
— Ладно, не будем заострять внимание на костюме, я про него к слову вспомнил. Возьмем в расчет то, что когда убивали Луковскую, Хотин находился в том же здании, на том же этаже. Сидел один в своем кабинете и работал с договорами. Никто его не видел. Перейдем к следующему убийству. В то время, когда был задушен Кирилл Высоцкий, Хотин находился на том же складе вместе с главным инженером и старшим кладовщиком Казначеевым, тем самым, который обнаружил убитого директора. Они входили в комиссию, которая разбиралась с повторяющимися хищениями товаров в четырнадцатой камере. Собирались на складе, у камеры, разошлись по своим делам сразу же, как закончили, вдобавок Хотин один раз выходил на эстакаду, чтобы сделать срочный звонок, потому что в четырнадцатой камере мобильные берут плохо. Такая же ситуация в семидесяти процентах камер. Кладовщики, чтобы не оставаться на работе без мобильной связи, устанавливают дополнительные антенны. Иначе говоря, Хотин мог удавить Высоцкого-младшего как по дороге туда, так и по дороге обратно или когда выходил позвонить. Минутное дело — спустился в подвал, придушил, рецепт к языку приколол и вернулся. От четырнадцатой камеры до лестницы в подвал рукой подать… Ты про пиво не забыл?
— Почти забыл! — ответил Савелий, вскакивая на ноги.
— Мне две бутылки сразу неси!
Савелий принес все четыре бутылки, лежавшие в морозилке. Бутылки успели немного охладиться — и то хлеб. Виталик залпом осушил первую, отпил немного из второй, громко рыгнул (манеры у него были те еще), вытер губы тыльной стороной ладони, сжевал орешек и констатировал:
— Можно жить!
— Не можно, а нужно, — ответил Савелий.
— Да, пожалуй, ты прав — нужно. Ладно, пойдем дальше. Шарабчиев, голубец наш. В тот вечер, когда убили Шарабчиева, Хотин проторчал в своем кабинете до десяти вечера, якобы была срочная работа. Я уточнял у Высоцкого-старшего, тот подтвердил, что такая работа действительно была — на следующий день предстояли какие-то разборки с энергетиками по поводу увеличения мощностей, и Хотин готовил документы. Мы опросили всех, кто в тот вечер был на складе, но никто не видел Хотина возле зарядной. С некоторыми я пообщался повторно, но ничего нового не узнал. Только один из охранников видел его возле насосной. Хотин быстрым шагом шел по направлению к административному комплексу. Ты с территорией успел ознакомиться?