Криминальные повести
Шрифт:
– Ты никак не хочешь ставить под сомнение факт встречи с Бубенцовым по пути на работу утром 22-го! – заметил Игорь, аккуратно прикрывая крышкой банку с темнеющим напитком. – А между тем, возможно, это был вовсе не Бубенцов. А если и так, то что ему мешало уехать в тот же день из города, скажем, днем?
Свешников закинул руки за голову и привалился спиной к стене.
– Если Гвоздкова уже в 11 часов 22-го знала, что Касьянов жив, почему об этом не мог знать Бубенцов, находясь еще в городе! – сказала Наташа.
– И что из этого вытекает? – с вызовом осведомился Игорь.
– Сомнительно, чтобы
Широков, обрадованный поддержкой, оживленно добавил:
– Действительно, Игорек, разве не логична наша версия? Бубенцов по каким-то прозаическим причинам не может уехать 21-го. А на следующий день выясняется, что свидетель жив – ведь неизвестно, что он слышал там, в доме на Гоголевской. Может, что-то такое, что ставит под угрозу планы нашей парочки?! А после моего прихода в больницу к Гвоздковой и вовсе запахло жареным. Вот они и придумывают комбинацию, чтобы и свидетеля убрать, обеспечив Гвоздковой железное алиби, и нам досадить, отбив охоту трогать Маргариту Сергеевну. Да и выигрыш времени, опять же…
Но Свешников не собирался уступать:
– А машина? Как же с ней быть, дорогие мои? – елейным голосом спросил он.
– Но кто сказал, что у Бубенцова нет машины? То, что в деле о ней нет фактических упоминаний, ни о чем еще не говорит! – быстро парировала Наташа.
Подчеркнуто учтиво она поблагодарила оппонента за поданный стакан с чаем, вдохнув приятный запах которого, зажмурила глаза и промурлыкала:
– Ах! Какая прелесть! Свешников, продай секрет!
Игорь не захотел менять тему разговора. Правда, аргументы коллег несколько поколебали его уверенность, поэтому он примирительно сказал:
– Ну, хорошо! Но все же и версию об участии в деле еще одного персонажа не следует отметать.
– Мы и не отметаем ее окончательно, – согласился Широков.
– Шеф поручил проработку этого вопроса Белозерову. Так что, посмотрим…
Наташа покачала головой и сочувственно произнесла:
– Не завидую я им. Это же надо «перелопатить» всех владельцев «Жигулей» в городе, отработать еще раз до мелочей связи Гвоздковой. Кошмар, да и только!
– Так дело привычное: искать иголку в стоге сена! – снисходительно рассмеялся Свешников.
Заметив, что Станислав выпил чай, он предложил другу добавки. Но Широков возразил, что деликатесы нельзя поглощать в больших количествах, иначе весь их смысл теряется. Он прошелся по кабинету и воскликнул:
– Где же сейчас эта парочка, а?
Причмокнув и сделав изрядный глоток, Игорь рассудил:
– Ежели опять гадать, то я вижу три варианта: либо, по версии Стаса, 22-го вечером они вдвоем исчезли из города и сейчас считают денежки в Курске или где подальше; либо Бубенцов все же уехал 22-го один, намереваясь дождаться Маргариту Сергеевну в каком-либо тихом месте по завершении ее расправы с Касьяновым; либо Бубенцов уехал 21-го, не зная о судьбе Касьянова, а Маргарита Сергеевна, по своей инициативе укокошив старика, сейчас ловит своего приятеля, чтобы предупредить и смыться. Правда, есть и еще «бредовая» версия, что Бубенцов где-то пока обретается и не ведает о событиях 22-го июля, собираясь на днях приехать за подругой, а та, не сумев выбраться из города, ждет где-то в берлоге суженого, ломая руки от отчаяния, что не может предупредить того об опасности. Но последний вариант мало вероятен, учитывая особенности изворотливого ума Гвоздковой просчитывать варианты наперед.
– Не-е, – махнул рукой Широков, – такая версия, точно, не реальна. Мадам подобной оплошности не допустит, факт! Но, если все же это факт, то тем хуже для них – город перекрыт наглухо, сети расставлены.
Игорь опорожнил уже второй стакан и с вожделением посмотривал на банку с остатками чая, прикидывая, осилит ли еще стакан – не пропадать же добру. Глядя на него, Наташа засмеялась и протянула свой стакан.
– Похоже, вас надо выручать, Игорь Павлович?
Игорь почесал затылок и в оправдание пояснил:
– Что-то слаб я сегодня на голодный желудок! Второй день из-за Широкова без обеда. Желудок ссохся – даже жидкость принимать не хочет. Беда…
Глядя на них, Станислав тоже улыбнулся. «Великая вещь – друзья, – подумал он. – Без них на нашей работе можно вообще озвереть».
Словно уловив его мысли, Наташа испытующе посмотрела на Широкова и вопросительно вскинула брови. Станислав смешался и вслух сказал:
– Как бы то ни было, а шеф прав: отстаем мы от преступников, не владея исходной информацией. Одна надежда на Курск!
Улыбка погасла на Наташином лице. Она опустила глаза и тихо спросила:
– Может, мне все-таки тоже стоит поехать?
Станислав выругал себя, что затронул эту тему. Дело в том, что, когда час назад вопрос поездки обсуждался у Ерофеева, Наташа настаивала на своем участии. Ерофеев ее убедил, как будто, что следователю там делать нечего. В основном, предстоит заниматься оперативно-розыскной работой, а это – удел сыщиков. Широков полностью соглашался к шефом. Но он понимал и ее: обидно отходить от активной работы по делу в завершающей фазе, когда уже вложено столько твоих сил. И сейчас надо было срочно призывать на помощь все свое красноречие, чтобы успокоить Наташу и отвлечь от невеселых дум.
– Ну, пойми, – взмолился он, – у нас минимум информации по Курску. Знаем, Саржина там жила до 1973 года, работала где-то в сберкассе. Знаем, что, возможно, еще жив там отец Гвоздковой, что сама она работала, мужа имела. И все!
Он встал и, прохаживаясь по кабинету, продолжал:
– Уроженец ли Бубенцов Курска – неизвестно точно. Словом, почти ничего нет, кроме ощущений и предположений. Что там пока делать следователю, ты представляешь? Какие следственные действия производить?
Наташа молча смотрела в окно, поджав губы. Свешников, стремясь помочь другу, затянул:
– И поедем-то мы завтра рано утром… На перекладных, чтоб быстрее добраться! И в Курске том бегать будем, как лоси лесные, без еды и питья, пытаясь хоть что-то стоящее выкопать! И похудеем-то мы, особенно – я… И не узнаешь ты нас по возвращении, особенно – меня… Вай-вай!
Он театрально закатил глаза и начал тихонько выть, дергая себя за волосы.
Широков заметил, как губы женщины задрожали, но смех прорвался наружу. И вот уже Наташа уронила голову на руки, вздрагивая от хохота. Через секунду смеялись все трое.