Криминальные повести

Серый Александр

Никифоров вынул из пачки новую сигарету и неожиданно посетовал:

– Черт знает что такое… Курю одну за другой!

Взгляд его стал сердитым и отрешенным.

Станислав со Свешниковым, затаив дыхание, слушали майора, стараясь не упустить ни одну мелочь. Пауза затягивалась, и Станислав осторожно спросил, чем же все кончилось. Никифоров криво усмехнулся и нарочито бодро воскликнул:

– Конечно, победой славной советской милиции! Козин все свалил на мертвецов и Саржина: убивали, мол, они. И, хотя эксперты установили, что в инкассаторов стреляли из нагана, найденного на пожарище, и из пистолета «ТТ», изъятого у Козина при задержании,

Козин настаивал, что стрелял из «ТТ» убитый при нападении четвертый бандит, а сам Козин лишь подобрал оружие, когда тот упал. Оставшийся в живых шофер подтвердил, что стрелял Лохов, но второго стрелявшего не запомнил. Состоялся суд, констатировавший факт смерти от несчастного случая при пожаре Лохова и уничтожение огнем краденных денег, Козину дали 12 лет. Саржина, как полагается, объявили во всесоюзный розыск.

– Что же вас смущает? – поинтересовался Широков, пристально наблюдая за майором. – Ведь все хорошо: преступление раскрыто.

Тут Никифорова будто прорвало:

– Вот именно – раскрыто. Дело получило союзную огласку. Министерство давило: быстрее, быстрее! Целую бригаду на помощь прислали. Лишь бы скорее раскрыть! Лишь бы быстрее отрапортовать на самый верх! Какие мы молодцы, понимаешь ли! А где гарантия, что пожар на даче – не хитрая инсценировка, а? Что тот же Саржин ловко всех не одурачил? Ухлопал, например, «подельщика», поджег дачу, подкинул пару десятков нужных купюр да несколько сотен рублевых бумажек, чтоб придать достоверность, а сам «сдулся» и живет теперь где-то припеваючи?

Никифоров возбужденно взъерошил волосы.

– У нас светлые головы тогда высказывали примерно такую идею, предлагали не торопиться, продолжать расследование и розыск. Куда там! Был такой Сладков Семен Семенович… Умница, «опер» от Бога! Двадцать лет в розыске отработал. Он не смирился, поехал в Москву в министерство доказывать. Вернулся и через месяц на пенсию вылетел – выслуга, видите ли, подошла. Вот так-то, други мои!

Выплеснув наболевшее, майор притих, расслабился, распустив узел франтоватого галстука и устало-виноватыми глазами посмотрел на коллег.

– А что Саржин? – задал вопрос Свешников.

– Обыск у Саржиной сделали, за домом наблюдали – бесполезно. В мае того же года она продала дом и еще до суда уехала к вам в город. Наши ориентировку дали, чтоб ваш розыск посматривал. Так ведь, сами знаете, – первое время поглядывали, а потом текучка заела, забылось и это.

– Значит, Саржин Ефим Ильич до сих пор не найден? – с непонятным удовлетворением констатировал Станислав. – Интересно, жив он сейчас?

Никифоров развел руками:

– Один черт об этом знает! Может жив, а может – нет.

– Валера, а к вам сюда не поступало сигналов о появлении где-нибудь в стране денег с номерами, находящимися в розыске?

– В том-то и дело – никаких данных! Хотя сразу же после преступления через Москву во все сберкассы, банки и т. д. были даны распоряжения. Это лишний раз успокаивало высокое начальство, что деньги все сгорели на даче!

Уточнив некоторые менее существенные детали, Широков достаточно подробно поведал Никифорову цепочку происшедших за неделю событий, приведшую гостей сюда в Курск.

– Та-ак! – поднимаясь и прохаживаясь по кабинету, воскликнул Никифоров. – Что же получается? Саржинские деньги начинают всплывать?

– Может – да, а может – нет, – глубокомысленно рассудил Игорь. – Мы очень надеемся, что многое откроется здесь. Тем более, судя по месту находки машины, приятели пробираются именно в Курск или куда-то поблизости. А вернее всего, они уже тут были, пока мы добирались.

– Ну-с! Каковы планы?– полюбопытствовал майор.

– Во-первых, надо побеседовать с отцом Гвоздковой, – ответил Широков. – Во-вторых, отыскать коллег ее по больнице, а также бывшего мужа. Поговорить с соседями Саржиной, знавшими ее и сына. В-третьих, поднять из архива материалы уголовного дела по ограблению инкассаторов и внимательно, на свежий взгляд, его проштудировать – может, появятся какие-то ниточки с учетом известных нам теперь вещей. Да, Козин, как я понимаю, уже освободился. Где он теперь?

Никифоров неуверенно произнес:

– Бог его знает. Впрочем, проверим. Что касается Панова, то Вторая Пушкарская недалеко от нас. Туда из центра идет восьмой автобус, – он быстро написал на листочке адрес и отдал Широкову.

Поблагодарив, Станислав спрятал бумажку в карман рубахи и предложил:

– Не будем терять времени. Я поеду к Панову, а Игорь пока будет изучать дело. К обеду я вернусь, решим по дальнейшим действиям.

Похлопав по плечу приунывшего Свешникова, он добавил:

– Игорек, ты же у нас аналитик! Тебе и ребус в руки!

Никифоров посмотрел на часы, что-то прикидывая в уме, и заявил:

– Вообще-то, дело в суде я уже взял. Оно у меня здесь. Да и времени часок-другой выкрою. Будем листать вместе! – ободряюще заверил майор Свешникова.

27 июля. Среда. Около 11 часов.

Домик, где жил Сергей Николаевич Панов, Широков отыскал довольно быстро – пригодились пояснения заботливого Никифорова. Зеленая дощатая калитка оказалась открытой, и Станислав прошел во двор, с некоторой опаской поглядывая по сторонам в ожидании «злой собаки», о чем предупреждала табличка на заборе. Собака действительно была. Она вылезла из какого-то подобия будки, шатаясь от старости, разглядывая пришельца подслеповатыми глазами. Затем равнодушно зевнула и вновь забралась в свое убежище.

Широков взошел на крыльцо и постучал в обитую рваным дерматином дверь. Из дома не доносилось ни звука. Станислав осторожно потянул за ручку, дверь со скрипом открылась. В полутемной прихожей пахло псиной.

– Есть тут кто-нибудь? – громко спросил Станислав.

– А как же! – раздалось из-за следующей двери, прикрывавшей внутренние покои «особняка».

Уже не смущаясь, Широков прошел в довольно просторную комнату. В нос шибануло крепким запахом сивухи. За непокрытым столом сидел старик. Его редкие волосы были всклокочены, тонкая красная шея торчала из ворота исподней рубашки, выцветшие глаза равнодушно смотрели на гостя. Перед стариком на столе – поллитровка с мутной жидкостью и стакан. На куске газеты горбилась краюха черного хлеба, пара помидоров и шматок сала.

После молчаливого взаимного изучения старик выдвинул из-под стола табуретку и со стуком поставил на стол второй, взятый с подоконника стакан.

– Садись! – хлопнул хозяин ладонью по табуретке.

Широков, еще не определившись, как себя вести, подошел к столу и занял предложенное место. Дрогнувшей рукой старик плеснул в стакан гостю жидкость из бутылки, пододвинул помидор и, подняв свой стакан, провозгласил:

– Со свиданьицем! Будем здравы, чтобы нынче не забыться, а завтра – похмелиться!