Крипта
Шрифт:
– И ты в курсе того, что неделю назад русский хакер скачал себе некоторые материалы проекта, в том числе резервные копии программы управления курсом криптовалют, истории транзакций и маршруты движения средств.
– Неприятно, конечно. Но все похоже на то, что это была случайность. Русские пока молчат. Скорее всего, целью хакера была биржа, а не "Мидас". Ты сам об этом докладывал. Даже если события будут развиваться по самому плохому сценарию, если здесь замешана русская разведка, мы уже подчистили на бирже все концы. Теперь нас пристегнуть будет очень сложно. А скачанные материалы будут признаны сфабрикованными. Вони будет много. Но мы и не через такое проходили. Переживем. Я не понимаю, к чему ты клонишь?
– Учитывая то, что ты сейчас сказал, тебе не кажется странной вся эта возня вокруг "Мидаса". Личные распоряжения директора, звонки Президента. Посмотри, что мы устроили в Москве. Диверсанты, гранатометы. Мы чуть с русскими гребаную войну не начали. Хогарт до сих пор отойти не может. А теперь вопрос: нахрен так подставляться, если, как ты говоришь, наши задницы надежно прикрыты или нам вообще насрать на то, что скажут русские.
– Ну...
– Китон сделал неопределенное движение рукой.
– Может, наверху думают иначе. Может, им сейчас не нужна огласка. Если вскроется система финансирования через "Мидас", скандал будет колоссальный. Европейцев и прочих мелких шавок мы сдержим, но все остальные страны подхватят русскую историю на ура. Они нас ненавидят и сделают все, чтобы унизить в СМИ еще больше. С этим пусть госдеп разбирается. А что касается внутреннего разбирательства, то я уверен, что и Минюст, и генпрокурор, и спецкомиссия Конгресса не найдут для него достаточно оснований. Эти дебилы загнали себя в парадигму, которая сейчас сама себя поддерживает. Они создали ложь и раскрутили ее до таких размеров, что сами стали в нее верить. Для них Россия - враг, и все, что исходит из Москвы, это действия, направленные против национальных интересов Америки. Так что с этой стороны опасности нет. Но ты с темы не соскакивай. Ты Бергмана решил самостоятельно разработать? Без согласования с директором?
– Без согласования с директором, - медленно проговорил Виллиамс и снова внимательно посмотрел на экран монитора.
– Тогда ты просто самоубийца. Ты же знаешь, какие концы у Бергмана. Он Президенту свободно звонит. Старик тебя сожрет и не подавится. Нахрена тебе это все?
– А вот нахрена, - Виллиамс серьезно посмотрел на гостя и развернул монитор в его сторону.
На экране было открыто несколько черных окон со столбцами командных кодов и одно красное, на котором контрастные белые цифры таймера, монотонно сбрасывая секунды, вели обратный отсчет.
– Что это?
– с тревогой в голосе спросил Китон.
– Я пока не знаю, - развел руками директор киберразведки.
– Ясно одно. В "Мидасе" существует не два уровня, как мы предполагали, а три. Первый уровень Бергмана - манипуляция курсом криптовалют через интегрированную сеть торговых площадок. Второй наш - внебюджетное финансирование тайных операций. Но есть еще и третий неизвестный нам уровень.
– И что там?
– Мои люди пока не могут туда пробиться. Нужна сложная программа взлома на основе нейросети и желательно суперкомпьютер, а то взлом займет месяцы. К суперкомпьютеру доступ я пока получить не могу, так что использую то, что у меня есть. Если я сунусь в АНБ или НЦКБ* (*Национальный центр кибербезопасности США), они сразу узнают о "Мидасе". Но и без суперкомпа ясно: этот третий уровень первичен по отношению к двум первым. Он задает и меняет алгоритмы, обменивается с ними кодированными программами, закладывает в них какие-то команды. По сути, он управляет "Мидасом". И этот уровень развился из установленной по просьбе Бергмана аудиторской программы, которая оказалась эмбрионом нейросети.
– Нихрена не понимаю, - покачал головой Китон.
– Что за эмбрион? Ты можешь объяснить человеческим языком.
– Все просто. Средства, генерируемые "Мидасом", идут на тайные операции, осуществляемые с нарушением законов США. Но для того чтобы деньги использовались по назначению, а не расходились по карманам агентов, Бергман установил программу внутреннего аудита. Она отслеживает, куда, сколько, чего ушло и на какие цели. Там есть расшифровки всех кошельков: кто владелец, когда получил, для чего, на что реально потратил или куда пошли отгрузки и так далее. С виду обычная аудиторская программа. Но, как выяснилось, в ней была заложена матрица нейросети. Она начала взаимодействовать с другими элементами и площадками проекта. Начала обучаться, расти и развиваться, охватывая всю сеть "Мидаса", раскручивая заложенный в ней потенциал для выполнения каких-то своих задач.
– И что это за задачи?
– Это мы узнаем, когда истечет время таймера, - Виллиамс постучал карандашом по монитору.
– Или когда я вскрою третий уровень.
– Осталось чуть больше трех дней, - тихо проговорил Китон, глядя на монитор.
– Именно поэтому я решил разработать Бергмана. Похоже, только старик знает реальную природу и задачу проекта. И, похоже, она настолько секретна, что моего допуска к ней недостаточно. А у меня, мать твою, один из самых крутых допусков в гребаной Конторе. Я всю Европу могу без света оставить на неделю, воду им отключить, канализацию, газ. Атомные станции их повзрывать. Я целый континент могу в каменный век отправить. А тут такая хрень...
– Твою мать, Виллиамс, успокойся. Всем известны ваши с АНБ возможности. Дай подумать, - замдиректора обмяк в кресле и, нахмурившись, помял гладко выбритый подбородок.
– Я даже не знаю, что тебе сказать. Давай поступим так. Возьмем паузу на пару часов. Ты продолжай разбираться с третьим уровнем, только так, чтобы не привлекать лишнего внимания. А я пока еще поразмыслю, покопаю, понюхаю. Прикину по датам. Какое число через три дня, что там за события? Может, найду подсказки. Потом еще раз встретимся и решим, что со всем этим делать.
Покинув сектор офисов, где располагался Центр киберразведки, Китон отменил все встречи, прошел в свой кабинет и, попросив никого не впускать и ни с кем не соединять, уселся за рабочий стол. В несколько кликов он открыл защищенный чат в кодированном мессенджере и послал короткое сообщение "3-й уровень скомпрометирован. Угрозу можно устранить". Прошло всего несколько секунд, и пришел короткий ответ "Действуйте".
Набрав в легкие воздуха, замдиректора ЦРУ откинулся на спинку кресла и медленно выдохнул. Действовать надо было сейчас, пока Виллиамс не раскрутил весь уровень до конца.
Через полчаса расшифровка этого короткого обмена, перехваченного людьми Виллиамса, взломавшими коды чатов, которыми пользовался Китон, легла ему на стол. Директор киберразведки долго смотрел на последнее слово в этом предельно понятном диалоге и понимал, что оно звучит как смертельный приговор. "Действуйте". Приказ пришел от Бергмана. Это означало только одно - он действительно вскрыл нечто настолько секретное и опасное, что им самим были готовы пожертвовать ради того, чтобы не раскрывать тайну 3-го уровня проекта "Мидас".
Положение было отчаянным. Если его решили убрать, то помощи просить было не у кого. Директор ЦРУ явно действовал на стороне Бергмана, беспрекословно выполняя все его распоряжения. Ведь именно от него он получал инструкции по проекту. А старик был очень, очень непрост. Судя по тому, что он звонил в Белый дом, как к себе на виллу, Президент тоже находился под его влиянием, да и вся вашингтонская верхушка тоже.
Смерти Виллиамс не боялся. Долгие годы в разведке выработали у него к такому страху если не иммунитет, то безразличие. Хоть он и не был полевым агентом или оперативником, но все же не раз сам ходил по краю пропасти, выполняя задания на территории противника. А еще он посылал на риск людей, и не все возвращались с заданий. Внутренне он понимал, что является всего лишь отдельным элементом в большой, интересной и очень опасной игре и что в любой момент им, как пешкой, могут пожертвовать ради победы. Но одно дело - рисковать, зная, что твоя жизнь потрачена ради безопасности и процветания Америки, и совсем другое - отдать ее за красное окошечко таймера, неумолимо отсчитывающего секунды до неизвестного события. Согласиться на такое не позволяло профессиональное достоинство. Поэтому он решил бороться до конца.