Криптография и свобода

Масленников Михаил

Глава 6. Умножение и деление

Помимо всяких идей и размышлений, человек должен еще каждый день питаться, что-то кушать, чтобы не протянуть ноги от одной духовной пищи. 90–91 года – это то время, когда очевидность этого утверждения стала проявляться особенно остро, а подземное бомбоубежище в стекляшке, основном здании Спецуправления 8 ГУ КГБ СССР, быстро превратилось в картофелехранилище. Пошел натуральный обмен: Спецуправление заключило с каким-то совхозом то ли явный, то ли неявный Договор, по которому обязалось поставлять совхозу бесплатную рабочую силу в виде офицеров Спецуправления для уборки урожая, а совхоз за это рассчитывался натурой – картошкой, капустой и еще какими-то нехитрыми сельхозпродуктами, которые закладывались на хранение на зиму в находящееся в подвале стекляшки бомбоубежище. Перезимуем!

Сейчас уже трудно сказать, насколько реальны были страшилки

про возможный голод, про отсутствие государственных продовольственных запасов, которые регулярно распускались у нас в отделе на самом что ни на есть официальном уровне. То ли это была очередная пропаганда, призванная оправдать выделение людей в совхоз, то ли сермяжная правда, рассказ о которой должен лишний раз напомнить – не расслабляйтесь! Скорее всего, и то, и другое в одном флаконе. То, что положение в стране действительно тяжелое, было ясно и без всяких начальников.

Глупая антиалкогольная компания лишила бюджет одного из весьма существенных источников дохода, причем меньше пить русский народ все равно не стал. Сразу же пропал сахар, конфеты-карамельки, дрожжи и прочие ингредиенты, а также кастрюли-скороварки, с помощью которых изготавливаются различные сорта самогона, «изюмовок» и «табуретовок». Это стало общенациональным народным промыслом, ушедшим в плохо скрываемое подполье. Зато впервые после войны появились талоны: на водку, на сахар, на табак, т.е. процесс приобретения этих товаров стал вдвое сложнее: сначала в ЖЭКе по месту жительства надо, отстояв огромную очередь, получить талоны за очередной месяц, потом в магазине, уловив момент, когда там «выкинут» товар, эти талоны еще и отоварить, естественно, тоже не без очереди.

Прочие товары постепенно тоже стали пропадать. Мука, различные крупы, не говоря уже о традиционно дефицитном мясе, как-то незаметно тоже стали дефицитными, их тоже нужно было «доставать», «хватать», ждать, когда «выкинут». Бакалейные отделы в магазинах подтянулись до уровня мясных в том смысле, что стали такими же пустыми. Доступным товаром оставался только хлеб, но и с ним иногда возникали перебои.

Но ведь ничего существенного в СССР за последнее время не произошло: не было ни войны, сравнимой по масштабам с Великой Отечественной, не было каких-то общенациональных стихийных бедствий, не считая антиалкогольной кампании. Куда же все подевалось?

Да ничего никуда не девалось. Не было никогда в СССР никакого изобилия, только Москва была показушной витриной первого в мире социалистического государства, а чуть подальше от Москвы, километров 100–200 – пустые прилавки. И существовало это самое передовое и самое справедливое в мире государство исключительно за счет богатейших природных ресурсов, в первую очередь нефти. Советская промышленность могла производить только военную технику, так повелось еще со времен Отца всех народов: мы в капиталистическом окружении, осажденной крепости, все для фронта, все для победы! А легковые машины, например, в СССР были огромным дефицитом, купить «Запорожец», «Москвич» или – предел мечтаний – «Жигули»-копейку для многих было несбыточной мечтой. Запчасти для автомобилей при социализме – это вообще гимн социализму и всей его автомобильной промышленности. Практически все необходимое – только по предварительной записи и только тем, у кого есть различные льготы, да и то сначала надо дожидаться несколько месяцев заветной открытки, извещающей о том, что очередь подошла, затем бежать сломя голову с этой открыткой через весь город за масляным фильтром, аккумулятором, покрышками и прочим дефицитом, без которого на автомобиле ездить невозможно.

В нормальной цивилизованной стране на первом месте стоит производство, приумножение общенационального богатства. Это в нормальной, а что же в СССР? Деление, распределение всех природных ресурсов, в первую очередь нефти, денег, полученных от ее продажи на западных рынках, раздача всех благ, и часто не по заслугам, а по принципу современной сороки-белобоки:

– Этому дала – он дров нарубил,– Этому дала – он воды наносил,– Этому дала – он и дров не рубил, и воды не носил,Но зато за него сам директор просил

Те страны, где операция умножения национального богатства стоит на первом месте, стабильны и мало зависят от каких-то политических баталий. Например, Италия: в 80–х годах там неоднократно происходили смены правительств, но качество итальянской бытовой техники – холодильников, стиральных машин, автомобилей, а также одежды, обуви, продуктов и прочая, прочая, прочая от этого почему-то не пострадало. Правительство (и его частые смены) – само по себе, а экономика – сама по себе. Просто в этой и многих других западноевропейских странах на первом месте стоит операция умножения, приумножения национального богатства путем производства качественных товаров народного потребления. А в СССР на первом месте всегда стояла и до сих пор стоит операция деления, распределения тех легких доходов, нефтяных денег, которыми Бог наградил СССР, но которые не приносили и до сих пор не приносят счастья или хотя бы просто нормальной цивилизованной жизни советским, а затем и российским гражданам. Меняются лозунги, правители, стоящие на верхних этажах власти авторитеты, а деление, распределение нефтяных денег по-прежнему остается основным стимулом любых значимых усилий советской (российской) экономики. И такая экономика, точнее, экономика в кавычках, перевернутая с ног на голову, в которой большинство простых людей являются не производителями общенационального богатства, а потенциальными конкурентами на его большую нефтяную часть, не может не зависеть от борьбы за контроль над нефтяной трубой, завуалированно называемой в нашей стране политикой. Целью этой борьбы является не общее благо, не новые технологии, не развитие производства, а властная вертикаль, место под солнцем, в первую очередь поближе к нефтяным деньгам и их распределению.

В конечном итоге вся политическая борьба в СССР и в России всегда сводилась не к конкуренции каких-то идей, а к банальному выяснению «Кто кого главнее», кто будет издавать царственные Указы, у кого будет больше прав распределять национальное российское богатство. Народ при такой борьбе превращался как бы в болельщиков на стадионе: можно пошуметь и покричать, выпустить пар, но реально решать, кому стать затем нефтяным олигархом, а кому – работягой на полудохлом заводе, на котором месяцами не платят зарплату, будут правители, верховные делители природных богатств. Правители могут меняться, но стимулы, которыми они руководствуются, — нет, слишком много легких нефтяных денег. И не нужны такой системе никакие новые технологии, нетривиальные решения, научно-технический прогресс – нефтяных денег на наш век хватит.

Но любая смена правителей при такой системе – это смена владельца природных богатств, нефтяной трубы, крана, ее перекрывающего, и разделяющего людей на «плохих» и «хороших». Такая смена никогда не бывает безболезненной, здесь возможны всякие чудеса. И одно только желание: чтобы прошла подобная смена в верхах как можно спокойнее, без стрельбы и танков на улице, без истерики по поводу «завоеваний Великого Октября».

Борьба за контроль над операцией деления при брежневской Советской власти проходила тихо, кулуарно, о ее ходе многие могли судить лишь по косвенным признакам: в каком порядке вожди стоят на трибуне мавзолея, сколько раз упомянули имя члена Политбюро ЦК КПСС в газете «Правда», кто с кем пошептался в президиуме очередного торжественного заседания. Довольно скучные признаки, мало в них было азарта, напора, художественной выразительности. То ли дело во времена Горбачева и провозглашенной им перестройки — на всю страну по телевизору: «Борис, ты неправ!». Тут же появились в киосках значки с портретом Ельцина и подписью «Егор, ты неправ!». Меньше хлеба – больше зрелищ, такой была повседневная действительность в СССР в конце 80–х годов. Все бы хорошо, зрелища – интересная штука, да вот только бедная операция умножения, производство всего необходимого людям для повседневной жизни, загибалась при этом прямо на глазах. Даже убогие, советского производства телевизоры, холодильники, стиральные машины, мебель, одежда, обувь, не говоря уже о продуктах, стремительно исчезали из свободной продажи. Получалась цепная реакция: люди, занятые в производстве, вынуждены были в основном думать о том, как раздобыть самое необходимое для своего существования, как и где достать, урвать, выстоять, выстрадать какой-то жизненно необходимый минимум, как не пропустить свою долю во всеобщей операции деления.

Противное ощущение оставалось тогда от всей обстановки в стране. Видно самым что ни на есть невооруженным взглядом, что образование, интересная работа, желание делать что-то полезное – это анахронизм, надо всеми силами пробиваться к кормушке, к благам, к дефициту, заводить нужные связи, «дружить» с тупыми и никчемными людьми, ворочающими реальными социалистическими ценностями. Но это же противно! Один вид продавщиц из универсама, кидающих в толпу пакетики с колбасой, вызывал омерзение, а ведь это был самый низший уровень «делителей». Чуть повыше – их начальники и начальницы, все время сидящие на своих рабочих местах в дефицитных ондатровых шапках, подчеркивающих их важность. Офицеры Спецуправления, выделяемые на доставку продовольственных заказов в Новоарбатский гастроном, могли воочию понаблюдать этот сорт торгового люда, у которого в стране была реальная власть.