КРИСМАСу
Шрифт:
Сам комплекс выглядел компактно и являл собой венец формального конструктивизма. Четыре пятиэтажных крыла, обозначенных латинскими буквами А, В, С и D, словно туловища неведомого змея, причудливо плетя кренделя, сходились в пристройке, напоминающей морду гипертрофированного размера. Всем своим видом морда призывала прохожих не приближаться к ней, иначе она извергнет из себя то, что никак не может перевариться у нее в туловищах. Тот, кто всё же проникал внутрь, обнаруживал на первом этаже административную часть, офис директора, кафетерию и комнату, которую по неизвестной причине именовали комнатой отдыха. Как будто отдыхом можно было заниматься строго определенно лишь в одном месте. Для тех, кто отказывался понимать логику архитектора, ту же комнату разрешали называть телевизионной. Вероятно, исходили из того, что внутри стоял телевизор. Второй этаж включал в себя несколько помещений, которые по необходимости использовались под различные собрания, занятия японского языка или распродажи, организовываемые группой волонтеров. Кроме того, существовал ещё и подземный этаж с актовым залом и выходом в миниатюрный садик. Зал с незапамятных времен был отведен под культурно-просветительские мероприятия и дискотеки. Прилегающую к комплексу территорию
Нисияма-канчо начал сортировку резидентов прежде всего по самому очевидному критерию – половому. Итак, в четырёх крыльях находилось 320 комнат, еще 42 комнаты было в семейной части. С семейными будет попроще, размышлял Нисияма-канчо, для начала нужно разобраться с одиночками. В крыле В с первого по четвёртый этаж проживают только девушки. Кроме этого, весь пятый этаж всех крыльев также отдан для девушек. Во всех остальных комнатах проживало мужское население. Нисияма-канчо сверился со списком. Должно было проживать. Загадки не заставили себя долго ждать. Несмотря на то, что весь пятый этаж считался женским, в комнате А-507 проживал мужчина. Некий Дмитрий Хачай из России. Как же так вышло? Нисияма-канчо снял вспотевшие очки, вытащил белый влажный платок, протер им очки, а за одно и лоб с шеей.
Что он там делает? То есть, почему его выделили из всех и поселили именно туда? Какие он имеет характеристики, отличные от других особей своего пола? Ответов на свои вопросы Нисияма-канчо найти не мог, зато их количество поминутно возрастало. В папке обнаружился ещё один документ, от которого у Нисияма-канчо судорогой свело желудок. "Жалоба на жильца А-507 со стороны женской общины". Согласно петиции, подписанной четырьмя китаянками, девушки были возмущены до глубины души тем, что указанный жилец посещает в безобразном виде одну и ту же с ними душевую комнату. Некоторое время ушло на расшифровку термина "безобразный вид". По всему выходило, что это не что иное, как "голый". Действительно, безобразие, согласился Нисияма-канчо. Разве можно заходить мужчине в женскую душевую голым?! Ведь не мыться же он туда ходит?! Но тогда зачем?! С другой стороны, он там живет, куда ему еще ходить мыться? Ко всему прочему дело усугублялось полным отсутствием реакции со стороны администрации. Русский оставался в той же комнате и, как следствие, продолжал третировать обнаженным телом четырех китаянок пятого этажа. Как же так? Это же ведь можно трактовать как сексуальные домогательства. Не попахивает ли все это международным скандалом? Но главное – почему его так и не переселяют на другой этаж? Лысина покрылась испариной. Однако даже на этом проблема не исчерпывала себя. Мало того, что таинственный обитатель комнаты А-507 оказался президентом ассоциации студентов, так он еще и проживал в общежитии в общей сложности уже пять с половиной лет. Это, несмотря на то, что допустимый срок проживания ограничен двумя годами. Налицо превышение почти в три раза! Он вытер панамой и лоб, и шею, и конденсирующую переносицу. Выходит, кто-то его покрывает. Может быть, здесь какая-то…Нисияма-канчо тщетно искал замену слову, которое так не хотел произносить даже про себя: мафия. Международная мафия? Русская мафия? Несколько лет назад центральные газеты пугали публику сообщениями о том, как русская мафия крадет автомобили и переправляет их в Россию через порты Японского моря. Утверждали, что им помогают якудза из Ямагучи-гуми за тонны нелегально выловленных крабов. Нисияма-канчо продолжал обильно потеть. Только теперь его пробил уже холодный пот. А что, если здесь центральное отделение этих русских? А если китаянки, не дождавшись реакции администрации общежития, обратятся к своим из Триады? Тогда на его территории будут происходить разборки международных мафиозных кланов. Нисияма-канчо почувствовал слабость внизу живота. Ему сильно захотелось в туалет.
Чей-то пронзительный крик заставил его выронить из рук бумаги. Инстинктивно он прикрыл лицо висевшими на шее биноклем-лупой и фотоаппаратом. Мгновенно припомнились слухи о том, что его назначение связано со скоропостижной смертью предыдущего директора. Куда он попал? Ему уже расхотелось проводить какие-либо действия инкогнито. Надо немедленно попасть в офис. Вернуться бы домой живым. Крик повторился. А потом и еще раз. В криках появилась нагнетающая обреченность. Нисияма-канчо робко выглянул из-за мусорного ящика. Теннисная площадка. Девушки играют в теннис. А ведь это мог быть кто-то из Триады, ужаснулся Нисияма-канчо. Прямо перед ним располагался один из второстепенных входов, который проходил через крыло В. Нисияма-канчо дрожащими руками сложил бумаги в рюкзак и, прижимая к груди фотоаппарат с биноклем-лупой, побежал ко входу. Впопыхах он не заметил, как задернулась штора в окне одной из комнат.
7
Ацуко Ямадзаки знала о том, что её муж выиграл в лотерею крупную сумму денег. Как и все жены, она знала о своем муже гораздо больше, чем тот мог даже себе представить. Выйдя замуж за посредственного архитектора без амбиций и будущего, Ацуко покорно посвятила себя семье. Вначале семейной жизни она посвятила себя мужу. Она изучила его досконально и располагала точными данными о скорости роста волос на голове, количестве выделяемого подмышками пота, различала цвет стула после свиных котлет и после риса с соусом карри, нюхом чуяла малейшее приближение особи противоположного пола, держала в уме его единственный пароль на все случаи жизни, и, уж, конечно, была в курсе тайных увлечений благоверного. А как по-другому? Закончив трёхлетнее училище, штампующее специалисток в искусстве домоводства, она являла собой живой пример профессиональной жены.
Ацуко могла вести хозяйство, исходя из любого бюджета. К её глубокому сожалению, она не была женой премьер-министра, а потому не имела возможности тратить миллионы иен на говорящие стиральные машинки и ежемесячную перепланировку кухни. Её бюджет был весьма и весьма скромным. Но она, не жалуясь на судьбу, мужественно справлялась. Продукты Ацуко покупала только после половины девятого вечера, когда супермаркеты, опасаясь не сбыть скоропортящийся товар, делали масштабные скидки. Распродажа являлась ключевым событием и в вопросах приобретения одежды. Редко кто из мужчин участвовал в показательных выступлениях такого рода. Они предпочитали наблюдать за своими женами издалека, словно римские сенаторы за гладиаторами. Ацуко подходила к процессу основательно. Очередь она занимала еще накануне, сразу после окончания работы магазина. Переночевав на бетонном полу, Ацуко прежде всего проводила психологическую подготовку. Она демонстративно раздевалась до исподнего, что уже приводило к образованию вокруг нее внушительной воздушной пробки. Из сумки доставалась спецформа для распродаж: бейсбольные подлокотники, лыжные наколенники, футбольные шиповки, велосипедная каска, боксерская капа и перчатки для гольфа. Затянув жизнеутверждающую песню “Пойдем вместе, глядя в небо”, безголосая Ацуко крепила амуницию к телу. Когда рык затихал, знаменуя собой долгожданный конец пытки, желающих в её компании отправиться куда-либо оставалось минимальное количество. Это обеспечивало Ацуко некоторое преимущество на старте. Магическая сила скидок все равно превращала всех в единую массу, но желание урвать кусок получше и подешевле заставляло её идти на самые провокационные тактические действия.
В училище Ацуко настолько прониклась житейской глубиной спецкурса “Экономия воды и электроэнергии”, что это не могло не отразиться на жизни её семьи. Горячая вода набиралась в ванну только раз в неделю. Сначала мылся муж и только потом Ацуко. Выловив с помощью сачка образовавшиеся после купаний посторонние тела, Ацуко плотно закрывала ванну деревянной крышкой до следующего дня. С электроэнергией Ацуко тоже старалась избегать панибратства. Особенно зимой. Обычно температура воздуха в Токио не опускается ниже ноля. Однако этого достаточно, чтобы внутри стандартного дома гулял сквозняк и на забытом мужем стакане с пивом к утру образовывалась ледяная корка. Но Ацуко с гневом отметала перспективу общения с калорифером, как неуместную блажь. Ведь не на Северном же полюсе! Она надевала на себя и на мужа все шерстяное, что было в доме, включая варежки и шапку-ушанку, привезенные её дедом из гостеприимного сибирского плена. Таким образом, Ацуко поддерживала в доме очаг, кормила, одевала и сохраняла в спортивной форме своего мужа.
По окончанию беременности Ацуко переключила все свое внимание на ребенка. Мальчик родился с огромной головой и крошечным телом, с короткими конечностями и всеми признаками бесконечно счастливого отношения к окружающим. Жить, как показалось, стало проще. Ночи она проводила вместе с ребенком, а муж сам с собой в отдельной комнате. Вывести ребенка из перманентного состояния счастья Ацуко даже и не пыталась. Попробовали было врачи, но и они тоже не особо усердствовали. На каком-то этапе поддержание такого состояния ребенка стало требовать больших расходов. Эту проблему Ацуко решала так, как её научили в училище. Когда муж ещё предметно интересовался противоположным полом, она встречалась с каждой его новой пассией и предлагала деньги. А точнее, посреднические десять процентов. Вместо бесполезных подарков, от фавориток требовалось под разными предлогами выманивать с мужа наличные. Со своей стороны, Ацуко обязалась создавать у мужа правильную иллюзию мира. В результате были довольны все: и муж, и его подружки, а ребенок даже больше обычного. Ацуко имела безукоризненную репутацию любящей матери и внимательной жены. Восхищения любовниц мужа зачастую доходили до того, что они просили её поделиться секретами построения семейного счастья.
Ацуко оказалась совсем не готова к тому, что произошло с её мальчиком в восемнадцатый день рождения. В тот день ощущение благодати на какой-то момент отпустило парня, и на смену пришло тривиальное половое влечение. Это случилось прямо на железнодорожной платформе в ту минуту, когда сопровождающие лица отвлеклись на покупку воды. Сын Ацуко снял штаны и в таком виде попытался вступить в контакт с девушкой в школьной форме, которая, разговаривая по мобильному, уверенной рукой поправляла макияж. Даже как будто не заметив попытки проявления внимания, девушка привычным движением увернулась, а именинник со всего маху грохнулся прямо на рельсы, въехав в бездушное железо головой. Примчавшись в больницу, взмыленная Ацуко с пониманием выслушала сбивчивые объяснения сопровождавших о том, что её мальчик, вероятно, стал ощущать себя обузой для родителей и попытался кратчайшим путем, сразу без штанов, уйти в мир иной. Серию бесконечных взаимных поклонов и извинений прервало появление из палаты главного виновника событий. Он очень доступно и как-то по-деловому заявил, что теперь он ей не сын, а дочь, и потребовал женскую одежду и косметику. Получив желаемое, сын, то есть теперь дочь, переоделся, накрасился и, не прощаясь, ушел в ночь. После этого сына-дочери родители никогда больше не видели. До Ацуко доходили слухи, что её чадо имело бешеную популярность в клубах во втором блоке Синджюку. Многообещающее самокопание привело её на лекцию по "Спонтанному дзен-садоводству на каждый день", где она зависла на фразе: "цветы начинают увядать, когда мы хотим их сохранить; сорняки начинают расти, когда мы не желаем их появления".
Ацуко ненадолго заскучала. От избытка неуемного темперамента она поселила у себя абсолютно глухую и неподвижную мать. После её переезда в поведении мужа появились настораживающие оттенки. Все началось с того, что он предложил поместить тещу в дом престарелых. Дело было зимой. Накануне прошел снег, и температура горячей воды шестидневной давности в ванне немногим отличалась от температуры воздуха на улице. Ацуко бережно раздела мать и положила её в ванну, после чего отправилась поговорить с мужем о причинах его решения. Несмотря на то, что старушка не могла двигаться самостоятельно, ледяная вода заставила её впервые за долгие годы встать на ноги и с гордо поднятой головой выйти на сушу. Некоторое время она стояла перед зеркалом, рассматривая посиневшее от холода и обвисшее от возраста нагое тело. Широко улыбнувшись беззубым ртом своему отражению, она окончательно перешла границы возможного. Припадая на обе конечности, старушка покинула ванную комнату и появилась в гостиной как раз в тот момент, когда Ацуко сообщила мужу, что согласится на перевозку матери только при условии увеличения домашнего бюджета.