Кристалл Альвандера. Корабль Альвандера.Дилогия

Садов Сергей Александрович

Борьба страхов. Страх наказания и страх избиения. Страх перед отцом победил. Страх? Перед отцом? Только на мгновение я представил, как боюсь возвращаться домой, прижимаясь в лесу за деревом. И остаться нельзя и идти не хочется. Меня затошнило. Как во сне я двигался по жизни за этим ребенком. За ребенком, который научился владеть ножом раньше, чем читать и писать. Чья жизнь с раннего детства стала борьбой за существование. Чье детство прошло не в играх, а в драках, где доказывалось право на существование, и призом была жизнь. Уже подросший мальчишка дрался с отцом, защищая от побоев мать и младших братьев

и сестер. Старший погиб в уличной драке, еще один попал в тюрьму. Старшая сестра умерла от воспаления легких, потому что не было денег на лекарства. Тогда этот уже подросший мальчик совершил свое первое убийство, пырнув ножом богато одетого человека. На добытые таким образом деньги он купил лекарства, но было уже поздно…

Будучи почти взрослым, избил отца до полусмерти и ушел из дома, примкнув к одной из уличных банд. В жизнь вышел настоящий хищник, не боящийся ни черта, ни дьявола. Стычки с другими бандами, грабежи, убийства… Казалось бы, от этого зрелища меня должно выворачивать всего. Но я видел его жизнь. И все это время я задавал себе один вопрос: живи я жизнью этого ребенка, сумел бы я стать лучше? Какое же я тогда имею право осуждать его? Имею ли? Этот вопрос был настолько мучителен, что все творимые им мерзости как–то не задевали моего сознания, скользя где–то по краю.

Разгром банды и первый арест. Избиение в участке. За моим… врагом… было много грехов, но судили его за то, в чем он был невиновен. А потом началась война и уже взрослый парень совершает побег, убив охранников. Примыкает к одному отряду революционеров, но быстро понимает, что на идеях деньги делают только вожди. Сбежав из отряда, примыкает к наемникам, которые воюют за тех, кто больше платят. Такие отряды процветают на войнах. Их благополучие зависит от них. И многие из таких отрядов делали все, чтобы война не затухала. В некоторых таких рейдах участвовал и мой противник.

Развлечение. Для таких людей рейды и правда развлечение. Что могут противопоставить им ополченцы, не знающие с какой стороны за оружие браться? Очередной рейд и вот теперь мы стоим напротив друг друга. Я снова с образе старика. Передо мной… кто? Я глядел на этого молодого парня. По лицу катились непрошенные слезы. Я не замечал их. Кто он, стоявший напротив меня? Мы могли бы подружиться, если бы встретились раньше. Мы могли бы стать друзьями, сложись все иначе. Но я вырос в другом месте и в другое время. Окажись я в его деревне, то сумел бы вырвать его из той жестокой среды. Научить добру и справедливости. Да не надо было его учить. Он защищал своих братьев, когда на них нападали. Он по–своему, как умел, пытался помочь умирающей сестре. Но не дано нам встретиться. Все сложилось так и не иначе.

– Мой брат, – прошептал я. Да! Мой брат! Мой друг! Мы вместе многое пережили. Ненавидеть его я уже не мог, слишком ярко стояла передо мной его жизнь, которую прожил вместе с ним. Я страдал и ненавидел вместе. Любил и убивал вместе. Почему мы не встретились раньше? Почему? Нет ответа. А теперь мы враги. Я могу прогнать тебя. Я могу показать свою силу. Ты уйдешь. Ты хищник и понимаешь, когда надо отступать. Но потом ты вернешься. Не сюда, так в другую деревню. А как вы умеете развлекаться, я уже видел. Прости, что вынужден это сделать, но я тебя знаю. Тебя уже не изменить. Ты такой, какой есть. Возможно, сложись все по–другому, это ты сейчас стоял бы на моем месте, а я на твоем. И ты принимал бы это решение. Наверное, так было бы проще для нас обоих. Но изменить мы ничего не можем. Не можем…

Парень напротив недоуменно прислушался. Потом начал медленно поднимать автомат. Нет, поднимал он его быстро, но сейчас я настолько замедлил воспроизведение записи кристалла, что его движение происходило словно в патоке.

– Прости! – прошептал я и нанес удар. Один мысленный удар в мозг. Не по записи кристалла, не по эмофону, а именно в мозг человека. Он умер сразу, не успев ничего понять.

Я осторожно подошел к телу и опустился на колени. Слез я уже не скрывал. Но плакал я не потому, что впервые в жизни убил человека. Я оплакивал смерть того, кто стал мне другом и братом. Я уже не замечал, что весь пейзаж вокруг исчез, а я сижу на полу в доме эмокристаллов. Передо мной стоял Стив и молчал. Я поднял заплаканное лицо.

– Я, наверное, пойду собираться.

– Почему? – похоже, Стив не удивился.

– Я ведь провалился. Убил тогда, когда мог этого не делать. Ведь вы говорили, что если есть возможность решить проблему не делая непоправимого, то именно так ее и стоит решить. Я поддался эмоциям и не сдержал себя.

– Ты сожалеешь?

Я покачал головой.

– Это был сознательный поступок. И знаете, я уже больше никогда не смогу быть совершенно безучастным ко всему. Если все повторить, то я сделаю так же.

Стив задумчиво кивнул.

– Сходи к ручью. Умойся, отдохни немного и отправляйся на занятия. А с завтрашнего дня мы приступаем к боевой подготовке.

Я непонимающе глядел сквозь слезы на Стива. Раздраженно протер глаза.

– Что?

– Ты сдал экзамен по этому предмету.

Я хлопнул глазами.

– Но почему?..

Стив был почти у двери, когда он услышал мой вопрос и обернулся.

– Почему? Постарайся понять сам.

Я остался сидеть, глядя на закрывшуюся дверь. Кажется, я действительно начал понимать… кажется…

– Тот, кто решает вопрос жизни и смерти других людей не должен оставаться безучастным, – прошептал я.

Вечером, когда мы с сестрой сидели в мамином саду в беседке, Феола, ранее недоуменно посматривающая на меня, решилась все же спросить:

– Слушай, что с тобой? Ты сегодня словно мешком огретый.

– Ничего. Я просто завершил занятия в доме с кристаллами.

Феола недоуменно посмотрела на меня.

– По идее, эта новость должна вызывать радость, – несколько неуверенно заметила она. – Мне самой этот дом уже до чертиков надоел. Но вот радости у тебя я не замечаю.

– Скажи… – Я опустил голову. – Скажи, ты смогла бы убить кого–то, кто стал тебе почти что братом? Убить, потому что оставить в живых такого человека нельзя. Слишком много крови на его руках. И слишком много будет ее в будущем.

Феола моргнула.

– Я не совсем понимаю…

– Ты ведь в эмокристаллах пыталась помогать?

– Да, – Феола смущенно хмыкнула. – Я просто правила эмофон, чтобы было не так, как там.

– Историю не перепишешь, – вздохнул я. – От того, что ты так делала, события того времени не менялись. А я… а я сегодня убил человека, который стал мне другом. Которого было за что уважать.