Кристалл в прозрачной оправе. Рассказы о воде и камнях
Шрифт:
Отец однажды выловил фугу в районе популярного владивостокского пляжа Шамора. Потом рассказывал:
– И вдруг она вцепляется мне в руку, да так глубоко – пошла кровь. Отцепил с трудом, бросил на дно лодки, она там вгрызлась в резиновый сапог и успокоилась.
Хорошо, отец сразу заподозрил неладное, а то я предлагал попросту поджарить неведомую рыбу. Могло кончиться плохо. Несколько лет назад немолодая супружеская пара из Хабаровска отдыхала в Приморье на острове Путятина и по незнанию приготовила попавшуюся фугу; умерли оба.
Спустя много лет я снова увидел фугу – в самом центре Токио, в районе Акасака. Часть внешней стены ресторанчика представляла собой аквариум, в котором плавали несколько десятков фугу. Я долго смотрел
В Пусане я ел наваристую уху из фугу в соответствии с принципом «что нас не убивает – делает сильнее». Глотал белое мягкое мясо, обсасывал шкуру с линиями узоров и колючками, напоминающими двухдневную небритость. К ночи пошёл на городской пляж – знаменитый Хэундэ, где уже никто не купался и закрыты были душевые с раздевалками, – и вторично заплыл за буйки. Впереди была чернота открытого Восточного моря, сзади – отблески небоскрёбьей иллюминации.
«Фугас» – так мог бы называться расстегай из фугу.
Раньше о фугу никто не говорил и не слышал – сейчас о нашествиях фугу на приморские акватории говорят ежегодно. Других признаков «глобального потепления» я не замечаю – ни зимы, ни лета теплее не стали. Скорее поверю в возвращение ледников.
В феврале 2013 года в районе аварийной японской АЭС «Фукусима-1» поймали морского окуня; предельно допустимая концентрация радиоактивного цезия в его теле была превышена в пять тысяч раз. Вот она, новая фугу; ту, настоящую, давно никто по-настоящему не боится, да и о харакири незадачливых поваров не слышно.
Вместе с фугу к нам в гости с юга заходят акулы-молоты, рыба-меч и рыба-луна, летучие рыбы. Теплолюбивые морские иглы, лисички, петухи обитают у южных берегов Приморья постоянно.
В 2011-м на нас напали акулы. Неподалёку от Владивостока произошло два не то три случая, причём один из пострадавших ныряльщиков лишился обеих рук.
Акулы были здесь всегда, но обычные наши акулы – безобидные для человека «сельдевушки» и катраны. Страшные белая акула и мако, говорят, тоже постоянно заходили к нам, но на человека раньше не нападали. Теперь акулы стали реальностью, хотя степень истерии перекрыла уровень реальной опасности. Целая флотилия с губернатором Дарькиным во главе бороздила акваторию, охотясь на акулу-людоеда. Арендаторы пляжей приступили к монтажу специальных заграждений-сеток, фармацевты изобрели мазь «антиакулин»…
– Завтра еду в Андреевку – акул кормить, – говорила в очереди на почте одна сытная тётка другой.
– Ласты не забудь – в случае чего хоть уплывёшь…
– Ты что, ласты – ни в коем случае! Они как раз и нападают на тех, кто в ластах. За тюленей принимают.
Рассказы дальневосточных учёных похожи на шаманские откровения. Один из них рассказывал об обманчивой привлекательности чужих тёплых морей: «В мире все молятся на приход холодных вод. Тёплое море малопродуктивно, высокопродуктивны холодные моря». Выходил на гумилёвские обобщения: «В краях тёплых морей цивилизация развивалась вдоль рек – Индия, Китай… По берегам морей цивилизация развивалась там, где моря – холодные». В северных морях не так комфортно купаться, но купание – баловство; зато в холодной воде водятся самые толстые рыбы, самые крупные крабы. Редкий пример конкурентоспособной российской продукции, к которой сегодня также относятся «калашниковы», нефть с газом, космические ракеты, книги – да, пожалуй, и всё.
Северные воды – самые жизнетворные, северные рыбы – самые правильные и полезные, северные люди – самые лучшие. Мы ездим «отдыхать» из холодов в тепло, не умея ценить доставшегося нам сокровища – холодных вод и мёрзлых, но правильных
Южные реки мутны, грязны и заразны. Человечество спасают полярные льды, а не экваториальная жара. Растают льды – не станет человека. Не случайно в аду – «пекло»; не нужно торопить ад.
Возможно, секрет величия (кому не нравится «величие», пусть заменит «конкурентоспособностью») нашей литературы, а вся русская литература – северная, даже если она успешно прикидывается южной, – именно в её не всегда осознаваемой полярности. Свежемороженности, продезинфицированности самим нашим пространством. Дикость и необжитость наших земель – ещё одна огромная ценность.
Всё это я начал осознавать совсем недавно. Понял разумом и ощутил физически: холод полезен, холод нужен, холод спасителен (до этого считал, что в холоде живут только те, кто по каким-то причинам не может себе позволить жить в тепле). И впервые почувствовал, что не боюсь мороза и принимаю его. Человек, конечно, слаб, но не так уж слаб: способен жить при 30 градусах с любым знаком.
Только холод заставляет нас вырабатывать тепло и ценить его. Южанам не понять, что такое весна и потепление. До холода надо дорасти, холод нужно полюбить. Это труднее, чем полюбить тепло, но это нужно сделать. «Полюбите нас холодненькими, тёпленькими нас любой полюбит». Кто малодушно убегает от русской зимы в Таиланды и Филиппины, чтобы там тюленеподобно, студенисто лежать на пляже, тот не понимает и не ценит самой России, даже если не признается в этом и самому себе. Не бывает России без морозов. Морозы, если на то пошло, наш бренд. Холод – важная составляющая нашего генотипа, в том числе культурного. Морозы так и надо воспринимать – как часть нас самих. Это они дают нам нашу жизнестойкость вместе с некоторой скованностью.
Почему вообще в нашей речи «минус» стал синоним недостатка, а «плюс» – достоинства?
«Южный» созвучно «юному», «северный» – «седому». Окружающий меня мир сочетает южные юность и горячность с седой северной мудростью. Этим и хорош Владивосток. Это правильно, что наше море – то ласково-парное, то замёрзшее в стекло. Быть только северянином или только южанином – слишком узко, так же как быть только европейцем или только азиатом. Меня устраивает то, что Владивосток находится сразу во всех четырёх сторонах света. Ничто не мешает мне считать его центром мира.
Япономорцы
В основном всё населенье – моряки и рыбаки…
Мы – кораллы…
Во Владивостоке есть институт ТИБОХ, в котором уже упомянутый профессор Брехман изобрёл знаменитую настойку «Золотой Рог». Лучше не разворачивать эти буквы в прозаический «Тихоокеанский институт биоорганической химии» – аббревиатура звучит подобно сказочному заклинанию. Там делают лекарства и добавки к пище из гидробионтов – звёзд, ежей, моллюсков. Можно ли человека отнести к гидробионтам? Более узко: к морским млекопитающим? Или – приморским млекопитающим? Человек – существо, функционирующее на воде в той же степени, что и на воздухе и еде.