Кристальный пик
Шрифт:
— Драгоценная госпожа, вы точно не видели следов диких зверей на поле битвы? — уточнил Ллеу, ткнув длинной железной спицей в безобразную культю воина. Кожа на той выглядела, как шов, разошедшийся на подкладке платья: и впрямь рваная, висящая клочками, словно руку воину отгрызли, а не отрубили. Ллеу принялся увлеченно ковыряться в ней, перебирая мышцы и сухожилия, на что я покачала головой, проглатывая тошноту. — Хм, странно… Я бы сказал, что это определенно сделал зверь. Или же нечто с челюстью, как у зверя. Даже кости локтя раздроблены, словно воин угодил в медвежий капкан. Переломы и раны на ногах выглядят похожим образом. Нечто подобное я видел у охотников после встречи с горными львами, но они
— Это могут быть увечья от сейда?
— Определенно нет.
Я испустила разочарованный вздох. Уж если сам Ллеу, у которого честолюбие с умом сочетались в равных пропорциях, до сих пор не дал четкого объяснения произошедшему, значит, этого объяснения не даст никто. Мы снова имели дело не с людьми, не с драконами и даже не с богами — но с чем-то, обитавшим за гранью. Что, возможно, породила я, как и предупреждал Совиный Принц.
Ллеу вытер тыльной стороной ладони лоб, блестящий от жара факелов, и меня снова затошнило: до чего же сильно он похож на Матти, даже когда разделывает труп! Его вороные волосы заметно отросли с левой стороны, но правая оставалась выбрита и увенчана элементами сигилов, как прежде. Серые глаза с изумрудными вкраплениями, прищуренные в полумраке павильона, все еще походили на лисьи, хитрые и проницательные, но сам Ллеу стал выглядеть куда безобиднее. Возможно, из-за отсутствия улыбки, что еще полгода назад не сходила с его женственного лица. Теперь же я и вспомнить не могла, когда видела ее в последний раз.
Казалось, Ллеу переживал гибель Оникса ничуть не легче моего, а, может, даже тяжелее. Ведь если я потеряла отца, то он — надежду и веру не только в богов, но и в самого себя. Кто знает, не поэтому ли алтари и были убраны… Зато Ллеу несколько возмужал, прибавив в ширине плеч и крепости рук, даже порос островками щетины на впалых щеках. Возможно, так сказались на нем те дни, что он провел в темнице в ожидании суда. Конечно, Ллеу сроду бы не поверил, что я действительно способна его казнить, но все-таки удивился, когда я сохранила ему не только жизнь, но и титул. «Один верный сейдман стоит сотни верных хускарлов», — прошептал мне на ухо Гвидион тогда, и это поставило точку в моем решении.
Ллеу продлевал жизнь моему отцу долгие годы, а также приходился Гектору и Матти ближайшей родней. Я попросту не могла обойтись с ним сурово. Потому и ограничилась не изгнанием и даже не отстранением от службы, а тремя хускарлами, что отныне бдели за Ллеу денно и нощно, не оставляя его одного даже во время таких процедур, как эта. Сейчас их золотые наручи поблескивали из темноты, скрадывающей силуэты под сводами колонн.
— Я смогу узнать, что случилось в Свадебной роще, — произнес Ллеу вдруг, воодушевленно схватившись за уцелевшую руку покойника, как за руку старого друга. — Дайте мне три дня, госпожа, и, обещаю, я отвечу на ваши вопросы. По крайней мере, на некоторые из них.
Я задумалась, подставляя к костровой чаше озябшие ладони. Даже в месяц благозвучия в катакомбах оставалось холодно, будто побежденная зима уходила под землю и пряталась здесь, чтобы набраться сил. Именно поэтому, прежде чем спуститься в Безмолвный павильон, я не только заняла Соляриса поиском пропавшего куда-то Кочевника, но и накинула поверх атласного платья вязаную шаль. Однако мурашки все равно сбегали вниз по спине. Но они были вовсе не от холода, а от страшного осознания: все это время Ллеу стыдился не тех зверств, на которые пошел ради спасения моего отца — он стыдился того, что этого оказалось недостаточно. И хотел наверстать упущенное.
Помня напутствие Гвидиона, а также помня о том, что я уже упустила из-за недоверия к Ллеу, я сказала:
— Да будет так, — И, обернувшись, увидела, что Ллеу в кои-то веке снова улыбается. — Три дня. Затем погреби воина как положено. Не смей просто бросать его в туннель, как тех бедняг, которых сожгла драконья кровь!
— Слушаюсь, госпожа.
— И обязательно вернись к поискам Сенджу.
Я указала взглядом на перламутровую чешуйку размером с ноготок, переливающуюся разными цветами под стеклянным куполом на одном из столов. Та самая чешуйка, которую Сенджу собственноручно сорвал со своей спины и вручил Солярису, дабы мы смогли узнать больше о Молочном Море от жителей Сердца. Его приманка и его ключ, который теперь был единственной нитью, что могла привести к сбежавшему Старшему.
— А хирды мятежников? — поинтересовался Ллеу осторожно. — Мне заняться ими?
«Заняться ими» из уст сейдмана означало осквернить, проклясть или как минимум навести недуг, покрыв тело врага такими струпьями, чтобы ему только об исцелении думалось, а не о войнах. В конце концов, туат Дейрдре славился не только драконьими сокровищами, которые по сей день позволяли ему процветать даже без помощи соседей, но и самыми искусными в Круге вёльвами. Во многом именно благодаря им никто поныне и не осмеливался нападать на Дейрдре напрямую, а уж тем более пытаться захватить его. Дабы пустить против врага сейд, требовалось не так уж много: прялка, зычная песнь и личная вражеская вещь, будь то клок волос, зуб или хотя бы почерк. Именно поэтому ярлы никогда не писали письма от руки, а диктовали послание писарям.
Однако сражаться тем, от чего нельзя было закрыться щитом, считалось унизительным, потому всегда использовалось в последний черед — либо от отчаяния, либо от беспринципности.
— Пока нет, — ответила я нехотя, снова вспоминая наставления советников. — Мидир желает разобраться с мятежниками собственноручно. Крепость Брикта уже возвращена, королевские хирды движутся к главному городу Фергуса — Нессе. Уже через две недели они будут стоять у ярла на пороге. Посмотрим, что он тогда мне скажет о своих золотоносных шахтах: я велела Мидиру обрушить их все по пути. Сам ведь жаловался в письме на обвалы…
— А что насчет Немайна?
— Не стоит лезть в ульи на востоке, пока не разобрался с осами на западе, — процитировала я слова Мидира, сцепив пальцы замком на животе. — Ярл Дайре и ярлскона Ясу отбыли домой и, как ближайшие соседи Немайна, обещали позаботиться о том, чтоб сдержать их и перекрыть им путь до Дейрдре и союзников. Так что сейчас мы с тобой можем заняться более… насущными заботами.
И хотя мне казалось кощунством говорить подобное, преуменьшая значимость восстаний после всего, чем пожертвовал ради объединения Круга мой отец — я знала, что такова правда. Если мир может расколоться пополам, какая разница, на каком именно его осколке ты окажешься? Стоило мне подумать о войне, и я почувствовала дрожь на кончиках пальцев. Но при воспоминании о кровавом поле эта дрожь охватывало все тело целиком.
То, что уничтожило Свадебную рощу, святыню Кроличьей Невесты, было гораздо — гораздо — страшнее фергусовцев и их мечей. Что будет, если это нечто решит посетить безвинные деревни и города? Что, если оно однажды придет в Столицу?
«Я не заслуживаю твоего доверия, знаю. Но не в моих интересах предавать тебя во второй раз. Мы с пустынной львицей займемся войной людской, а ты пока разберись с войною божественной, или кто тебя там на Кристальном пике ждет», — ручался Дайре перед отъездом, когда я вышла проводить их с Ясу, уже седлающих лошадей. Они оказались единственными ярлами, которые отважились помочь мне не только на словах, но и на деле, потому я и отпустила их, чтобы они продолжили свои деяния на местах, хоть мне и было спокойнее держать их обоих под присмотром.