Кристиан
Шрифт:
– Ну и вонь от тебя исходит, – спокойно промолвила госпожа Хоши, будто умышленно еще больше распаляя его агрессию. – И вши наверняка есть.
– Сука! Сейчас я с тобой разделаюсь по-свойски!
Взбешенный Джеро вдруг оттолкнул от себя женщину и она, не удержавшись на ногах, полетела на доски палубы. Вспоминая об этом позже, Шинджу готова была бы поклясться, что моряк собирался избить ее, как последнюю портовую шлюху. Но в следующее мгновение случилось невероятное – рука Джеро оказалась пригвожденной к мачте стрелой. Матрос взвыл от невыносимой боли и попытался вырвать древко из плоти. Однако прошившее
Шинджу отползла подальше, не сводя глаз с корчившегося в муках человека. Алый шелк ее кимоно казался растекшейся лужей крови. Когда еще одна стрела вонзилась мужчине в шею, и он в последнем судорожном движении схватился за горло, пытаясь защититься, госпожа Хоши вскрикнула и зажала рот ладонью. Однако это не помогло остановить приступ рвоты.
Пережитое в окруженном людьми Токугавы дворце Иоири вновь всплыло пред глазами. Шинджу стала проваливаться в какую-то бездну темноты, не осознавая, что просто теряет сознание. Она не видела, как человек, только что причинивший ей боль, повис, удерживаемый проткнувшей его предплечье стрелой, будто изувеченное на охоте грузное животное. По его одежде растекалась карминными разводами кровь из раны в горле, а из раскрытого рта Джеро обильно текла слюна.
Ихара вряд ли мог бы объяснить, что так взбесило его в тот момент. Да, он видел, как матрос сначала прижимал его любовницу к себе, а потом швырнул оземь. Но столько лет его учили, что самурай должен действовать не эмоциями, а холодным разумом, что ни один его поступок не может быть спонтанным, тем более когда речь идет об оружии. И вот оказалось, что он в мгновение способен потерять самообладание. Учитель всегда говорил ему, что он слишком горяч и ему, более чем кому-либо, следует уметь держать себя в руках. Неужели он так и не усвоил эти уроки и ему не быть настоящим воином?
Касэн осмотрелся по сторонам. Свидетели случившегося – несколько матросов, поправлявших паруса – глядели то на испустившего дух Джеро, то на замершего с луком в руке Ихару.
– Он пытался обесчестить женщину, – коротко и четко произнес тот, ни разу не запнувшись.
Тело Джеро по морскому обычаю опустили в воду. Так как его бесчестный поступок засвидетельствовали несколько человек, капитан предпочел не разбираться дальше в этом деле. Тем более что попытка изнасилования на корабле уже была.
Глядя, как тело ненавистного ей человека погружается в волны, Шинджу внутренне ликовала. «Самая подходящая кончина для такого негодяя!» – думала она. Теперь никто не сможет ничего сказать против нее. Женщина покосилась на застывшего в отдалении молодого самурая. Он стоял обособлено, в стороне от иезуитов и купцов, тоже вышедших на палубу. Те перешептывались, обсуждая произошедшее.
Отправляясь на запад, она хотела сбежать от позора и пережитого ужаса, но все это настигло ее и здесь. Наверное, любая другая уже давно бы проткнула себя мечом. Может быть, и сама она хотела это сделать, даже порывалась уже не раз. Но холодный, сковывающий волю, ужас останавливал. А еще нужно было отомстить за себя и за дочь…
Шинджу вновь поглядела на Ихару. Несмотря на свое истинное отношение к Касэну, госпожа Хоши чувствовала сладкое томление, разливавшееся у нее внизу живота при виде него.
Следующей
Ихара уже начал засыпать, когда любовница вдруг оторвалась от него, сначала приподнялась на локте, а потом села. В лунном свете он заворожено наблюдал из-под ресниц, как покачивается ее небольшая грудь.
– Ты должен кое-что знать, – тихо сказала Шинджу.
– Что? – самурай полностью открыл глаза.
Из ее рассказа он понял, что оказался невольно замешан в большую интригу, в которой призван сыграть важную роль. Не только для переговоров о торговом сотрудничестве нужно было, чтобы он тоже отправился во Францию, и не только правила хорошего тона движут теми, кто так настойчиво всегда зовет его на чайные церемонии. Иезуиты прекрасно знали, кто он. И хотели в том числе и это использовать для расширения своего влияния в Японии, из которой их практически изгоняют. Их цель – просить у короля и духовенства Франции помощи в том, чтобы свергнуть сегуна и сместить их главную религию буддизм, заменив ее христианством. Сам же он, выходит, почти заложник, которого планируют обменять на возможность попасть на прием к Людовику XIV и встречу с французскими церковниками[2].
– Когда ты об этом узнала и откуда? – удивился юноша.
– Давно. Я услышала, как они говорили об этом с моим супругом.
Ихара задумался. Токугава ему враг, и Япония не родина, а все-таки мог ли он такому способствовать, имел ли право? Он знал, что еще в начале века, до того, как христианство в стране подверглось преследованию, более миллиона японцев перешли в эту веру. Но сколько бед принесли иезуиты японскому народу!
Юноша решил, что позже обдумает все это, а сейчас сон улетучился, и вид обнаженной Шинджу вновь пробудил в нем страсть. Его ладонь скользнула по внутренней стороне ее ноги.
– Постой, – женщина положила свою маленькую ладошку на его руку. – Ты же понимаешь смысл того, что сейчас услышал?
– Да, – ответил Касэн.
Но одурманенный вожделением и сонной негой мозг молодого человека вообще отказывался сейчас что-либо воспринимать всерьез. Заключив японку в объятья, он прильнул к ее шее губами. Шинджу ничего не оставалось, как вновь окунуться в это даримое им блаженство.
Впервые она была искренна с ним и хотела серьезно все обсудить. Но какие серьезные разговоры можно вести на ложе любви с восемнадцатилетним юношей? А других возможностей поговорить у них не было.
Для женщины пока было загадкой, как именно хотят иезуиты использовать Ихару в своих целях. Кто же он на самом деле, что они возлагают такие надежды на него? На всякий случай пока не следует ничем гневить самурая, решила Шинджу, кто знает, что им откроется во Франции. Тем более что она знала, как лишь женщины могут знать, – желанна ему. Да и он пробуждал в ней страсть, которой она давно не испытывала с мужчинами. И хоть ей уже исполнилось тридцать два, Шинджу была так хороша и соблазнительна, что разница в возрасте между ними практически не ощущалась.