Шрифт:
Нина Горланова
Кристина
Они едут еще туда, в Судак. Кристина обратила внимание на то, что балка не выходит у нее из головы...
Декоративная балка упала в три часа ночи - на кухне. Муж закричал: "Стой! Кто там?" Прислушались пару минут - тихо. Значит, воры не лезут. Борис прихватил гантель и пошел, а она за ним. И увидели это безобразие: множество японских плиток кафеля повреждено - поверх нарисованных трещин, изображающих мрамор, пролегли настоящие грубые расщелины. Хокусая мать! Зачем было такую тяжесть поднимать над головой - а если бы днем упало все на мозги!
– Как ты принимал работу!
– закричала Кристина.
– А как ты додумалась, чтобы кухня была решена в мужественном охотничьем стиле!
– Он закурил и посмотрел на другую балку, но она не шелохнулась, потому что в ее планах было упасть гораздо позднее.
– Ну, я же не думала, что все будет по-настоящему тяжелое, можно было что-то декоративно-пластмассовое...
– Еще не хватало пластмассы - ты за кич, что ли!
– Я за такую эстетику, которая опасности не несет.
Вышел сын. Кристина спросила, слышал ли он, как упала балка.
– Я слышал напряженную эстетическую дискуссию в три часа ночи.
– Твой ядреный, то есть ядрено-аммиачный юмор подростковый, здесь неуместен, - отрезала Кристина
– В кого же он у нас такой?
– раздумчиво и с демонстративной безразличностью спросил Борис.
Муж намекал. Дело в том, что до Бориса Кристина была замужем за детским врачом. Весь период до свадьбы он смеялся ее колючкам в адрес других, а поженились - как стала жена протыкать языком его лично, так где-то на десятой сквозной ране он убежал к юной медсестре, очень молчаливой.
Тогда Кристина нашла Бориса. Он был кактусист, она была кактусистка. Так и познакомились - на почве обмена кактусами (а потом - поцелуями и тэ пэ). Борис был из теневыносливых, как сам говорил. Есть такие растения: хорошо в тени цветут. Но и Кристина уже сдерживалась, не лезла с колкостями. Она ведь работала психологом, умела себя заткнуть иногда. А когда не получалось, Борис молчал, только волной поджимал губы. И она сразу прекращала.
– Сколько тысяч рублей мы заплатили, Бен?
– Мама, ты же знаешь, что задачи с долларами в школе решают быстрее, чем с рублями.
– Но ты сама говорила, что у мужчины всего пять чувств, а у женщины сорок.
Борис вышел из тени и ляпнул: мол, он видит у женщины лишь два дополнительных чувства - ораторское и дрессировочное!
– Слушайте: у нас еще материнское чувство... да ну вас!
– Кристина отослала мужиков спать, а сама до утра убирала осколки японские.
"Если бы у меня в самом деле было сорок органов чувств, я бы не порезалась ни разу, а так - пару раз всего, но как сильно!.. Ничего себе отпуск начался - надо собираться в Крым, а ночь практически без сна".
И в этот же день позвонила мать Кристины.
То есть сначала были соседи снизу, которые требовали вернуть им нарушенный сон. А сами-то через ночь не дают выспаться всему дому - роняют себя. От выпитого. Примерно их ночную жизнь Кристина представляла так: упал, второй раз упал. "Вот жизнь-то меня роняет! Бросает, кидает... Ну, сейчас кто-то за это ответит!" И началась драка, с вольным разливом мата.
Наконец от соседей удалось откупиться бутылкой "Нострадамуса". Им бы хотелось пару-тройку пакетов "Родничка", но пришлось взять то, что дают. И ушли, подпирая друг друга (это были муж и жена).
Затем Борис и Бен выносили балку, а вернувшись, бурно мыли руки, завозились, заборолись. И наконец сели пить чай.
– Балка легче бомжихи, - рассуждал сын.
– Мы с Настей ее переносили заснула прямо на заборе, пополам зависла... Мы ее в тень. А потом в луже мыли-мыли руки, Настиным платком вытерли, платок выбросили. Едем в трамвае, Настю от меня отнесло, и я смотрю: она ест орешки из своего кармана. Я знаки делаю - она не замечает. Пришлось на весь трамвай кричать: "Алло, гараж! Не ешь такими руками! Мы могли подхватить там бытовой сифилис! А уж яйца глистов - точно!" И тут все стали от нас дико шарахаться, даже один панк.
Борис подавился печеньем и закашлялся. Кристина не смолчала:
– Завтрак застрял в горле аристократа?
– Только что она с теплым пятном в груди прислушивалась к возне мужа и сына, и вот уже на месте теплого пятна - еж колючий.
– Я бы тоже шарахнулась. Как тебе не стыдно, сын, девушек в такие авантюры затаскивать, бомжих переносить?
– Мам, это сама Настя предложила.
– Но ты же мужчина, тебе скоро пятнадцать. Подумай!
Много чего здесь подумал Бен, но лишь схватил со стола весь семейный кусок халвы и наделся на него, как живой чулок.
Вот тут-то и раздался телефонный звонок. Мать Кристины звонила из Кунгура. Она недавно выписалась из больницы - получила в бане сильные ожоги. Кристина как раз послала ей телеграфом три тысячи, значит, мать захотела поблагодарить?
– Доченька, у тебя отпуск - приезжай ко мне, побудь здесь... неделю.
– Мама, люди ведь не зря отпуск придумали! Я знаешь как измоталась. У нас с Беном билеты в Крым.
– Да тошно мне!
– Это от токсинов, мама! Ты же знаешь, что обожженная кожа много токсинов в кровь выделяет. Деньги получила? Хватит на гемодиализ?
– Ожоги-то уже зажили, рубцы только... но все тошнее и тошнее мне. Ты бы приехала, мне ничего не надо, я сама все делаю дома, ты только побудь со мною, Кристя!
(Так!)
– Если я не отдохну, у меня тоже депрессия начнется... Я и так с психами работаю по шесть дней в час, мама.
После этого телефонная трубка ударила воплем:
– Ну, конечно, доченька, я все понимаю!
Потом, задним числом, Кристина проанализировала, какой после этого случился денек. Борис три раза разбивал посуду: чашку, тарелку и цветочный горшок за 55 рублей. Она в конце концов мягко укорила: разве можно быть таким невнимательным!