Кристинины сказки, или Фантазии двенадцатилетней девочки
Шрифт:
Боцман повернулся и ретировался из каюты. Я подождала пока он уйдет подальше и, тихонько скользнув с полки, выползла из каюты, собираясь осмотреть корабль. Он выглядел вполне обычно, если не считать скелета неприятной птицы на носу в качестве украшения. При сильном ветре украшение вертело черепом и поскрипывало.
…Я облазила весь корабль в поисках Козы-Дерезы. В конце концов я устала, села на палубу и задумалась.
Наконец мне надоело сидеть в неподвижности, и я пошла взглянуть на море. Но от
Я онемела, признав во фрагментах мокрых птиц моа, которые просто были обязаны подохнуть еще в девятнадцатом веке. То, что они не подохли, понравилось бы ученым, но очень не понравилось мне, поскольку средний рост моа три метра! И, вообще, ведь моа сухопутные птицы! Но так называемые «сухопутные птицы» чувствовали себя в воде как рыбки. Несколько экземпляров легко подплыли к «Кошмару», и вперед выплыл крупный и с виду очень самодовольный моа. Он посмотрел на меня и произнес:
— В-ш-ш-ш… Клю-клю, бз-за…
— Он говорит, — неожиданно произнесла акула, — что вы им нужны.
— Зачем? — спросила я.
— Чтобы вас потопить, — ответила акула.
— 3-з-з-зачем? — опять спросила я.
— К-к-к… Ваз, кур-кур, — пояснил моа.
— Мурене нужен корабль, чтобы участвовать в подводных гонках. Если морские моа достанут его, им всем выдадут по кладу с золотовозного потонувшего корабля, — перевела акула.
— Понятно… — произнесла я.
Ноги мои подгибались. Мокрый моа ловко залез по якорной цепи на борт, что-то сердито клюкнув намылившейся за ним акуле. Ростом он был, наверно, метра три с половиной и производил неблагоприятное впечатление.
— П-ш-ш-ш-ш, — выпустил он пары.
— Ну, долго я буду ждать ответа? — перевела акула.
— Пойду спрошу капитана, можно ли корабль топить, — сказала я и удалилась в рубку.
Пиратун стоял за штурвалом. Я встала перед ним и спросила:
— Тут спрашивают, можно «Кошмар» потопить или нет?
— Кто спрашивает? — осведомился Пиратун.
— Морские моа и акула.
— А если нельзя потопить?
— Лучше скажите, что можно, и так и так потопят, — посоветовала я.
— Что-то тонуть неохота… — забеспокоился Пиратун.
— А мне охота?! — фыркнула я. — Надо что-то делать.
— А что? — спросил атаман.
— Ну, например… У вас найдется бак рома и насос?
— Ромом всех облить хотите? — спросил Пиратун.
— Увидите, — отмахнулась я. — Давайте, что прошу!
— Бак с ромом стоит на палубе, — сказал атаман. — А насос — вот.
Я кивнула, взяла насос и выскочила на палубу. Морской моа метал громы и молнии, иногда пугаясь собственных выражений и бросая ужасные взгляды на акулу, которая пыталась честно все перевести.
Я появилась на палубе и, демонстративно прикрутив насос к баку с ромом, заявила:
— А подать сюда мурену, которая требует наш корабль для гонок!
Моа торжественно кивнул, что-то клюкнул, и акула исчезла в воде. Через минуту она стала постепенно появляться с муреной на спине. Ее никто не заметил кроме меня. Большое количество моа унырнуло, а вожак, стоя на палубе, проявлял симпатии к носовому украшению, что-то пища, на что скелет тихо скрипел и покачивал черепом.
…Акула уже показалась из воды вместе с огромной муреной, но я успела схватить насос, направить его на парочку и отвернуть кран… Из шланга полился красный ром, заливая все вокруг…
Когда бак кончился, парочки на воде не было, а моа, судорожно пытаясь удержаться на одной ноге, гордо тыкал другой ногой себе в грудь, возбужденно шипя скелету о своих достоинствах. Я облегченно выжала ром из волос и стала соображать, правильно ли я поступила, облив акулу и мурену. Через пять минут выяснилось, что правильно.
… Из воды вынырнула пьяная в стельку мурена. Она повернулась ко мне и что-то зашикала пьяным голосом.
Забирайте корабль, зачем он мне — перевела акула.
— А гонки? — затаив дыхание, спросила я.
— А я на ней поеду, — перевела акула шипение мурены, указывая плавником на себя и при этом делая такую мину, как будто нечаянно пожевала морского ежа.
Моа сразу перестал интересоваться носовым скелетом, разочарованно вздохнул и, профессионально впрыгнув спиной в воду, исчез.
Пьяная мурена, шатаясь, унырнула вместе с акулой участвовать в гонках, и наступила тишина. Некоторое время до меня не доходило, что я сделала, но потом я поняла, что спасла «Кошмар»! От радости и гордости я вскочила, высоко задрав голову и любуясь мачтой с черными парусами. Вдруг я заметила на мачте бочку, в которой сидел… Коза-Дереза! К одной моей радости прибавилась другая, и я чуть ли не в припрыжку понеслась в рубку.
…Через полчаса после нашего разговора Пиратун собрал всю команду в кают-компании и сердечно объявил, что я спасла «Кошмар». При этом он тихо скрипел зубами, стараясь, чтобы скрип тоже звучал сердечно, но у него ничего не получалось.
Тогда я великодушно объявила:
— Но Пиратун мне тоже очень помог! Пока я все ему объясняла, он ободряюще смотрел на меня правым глазом, чтобы поддержать во мне смелость!
— А почему только правым глазом? — вякнул кто-то из пиратов.