Критическая теория интернета
Шрифт:
Политическая необходимость требует отказаться от техно-солюционистских предложений и стать частью более широкого контекста. Несмотря на всю его саморефлексию, Марк Фишер предлагает актуальный для нас слоган: «пессимизм эмоциям, оптимизм – действиям» [17] . Или, как сказал Ноам Хомский, «Мы можем много сделать, чтобы, говоря словами Мартина Лютера Кинга, повернуть ход истории в сторону справедливости. Проще всего отчаяться и таким образом обеспечить наступление худшего. Разумный и смелый путь – это присоединиться к тем, кто пытается сделать мир лучше, используя все свои обширные возможности».
17
Fisher M. Optimism of the Act: www.k-punk.org/optimism-of-the-act
1. Что есть социальное в социальных медиа? (2012)
«В следующий раз, когда будете нанимать сотрудника, забудьте о личностных тестах – лучше обратите внимание на профиль кандидата в Facebook»
«Стефани Уатанабе потратила почти четыре часа ночью в четверг, для того чтобы удалить из своих френдов в Facebook 700 человек – и она еще не закончила»
«Извинения в Facebook или тюремный срок: мужчина из Огайо поставлен перед выбором»
«Исследование: Пользователи Facebook становятся менее дружелюбными»
«Женщины испытывают более сильные чувства к людям, у которых есть доступ к их личной информации» (Мэри
«Весь разодет, а пойти некуда» (Wall Street Journal)
«Я прилагаю больше усилий, чтобы вести социальную жизнь, потому что я не хочу быть одна и хочу знакомиться с людьми» (Синди Шерман)
«30 % обновлений статусов в Facebook соответствовали критериям Американской Психиатрической Ассоциации как симптомы депрессии; в них шла речь о чувстве безнадежности или собственной никчемности, бессоннице или пересыпании и проблемах с концентрацией»
«Охота на берлинского полицейского, отдающего нацистское приветствие на фотографии в Facebook»
«15-летняя девочка использует Facebook для жалоб и ругательств в адрес своих родителей. Разъяренный отец уничтожает ее ноутбук выстрелом из ружья»
Использование термина «социальный» в контексте IT отсылает нас к эпохе возникновения кибернетики. Тогда в социологии была открыта сфера исследований под названием «социокибернетика» – она была создана для изучения «сетей социальных сил, оказывающих влияние на человеческое поведение», способных оптимизировать или модифицировать существующие информационные системы [18] . Когда «социальное» снова всплыло, то софт уже вовсю производился, – это было в эпоху расцвета «groupware» (программного обеспечения для совместного решения общих задач), которая пришлась на 1980-е [19] . Тогда же Фридрих Киттлер, представитель материалистской школы немецкой теории медиа, отказался от использования слова «социальное» как от неадекватной глупости (компьютеры выполняют расчеты, они не вмешиваются в человеческие отношения, так что мы должны прекратить проецировать наши мирские человеческие желания на электронные схемы и т. д.) [20] . Тем временем взращенные журналом Wired холистические хиппи игнорировали такое циничное машинное знание из Старого Света, противопоставляя ему позитивный гуманистический подход, который состоял в поклонении компьютеру как устройству для освобождения личности – эта идея впоследствии была превращена Стивом Джобсом в дизайнерский принцип и маркетинговый механизм. Перед бумом доткомов, когда во второй половине 1990-х венчурный капитал захватил сферу IT, прогрессивное программирование заключалось преимущественно в производстве инструментов и фокусировалось на сотрудничестве между двумя и более людьми – не для «шеринга», но для решения конкретных задач. «Социальное» в этом контексте означало взаимообмен между изолированными узлами. Отчасти из-за своих «альтернативных» корней калифорнийский индивидуалистический акцент на крутом дизайне интерфейсов и юзабилити всегда дополнялся инвестициями «сообщества» в сети. Но это калифорнийское «социальное» означает только шеринг между пользователями. Оно и рядом не стоит с такими понятиями, как «коллективная собственность» или «общественное благо».
18
См.: en.wikipedia.org/wiki/Sociocybernetics
19
См.: en.wikipedia.org/wiki/Collaborative_software
20
Цит. по черновику главы «How computer networks became social» из Chesher Ch., Crawford K., Dunn A. Internet Transformations: Language, Technology, Media and Power (публикация Palgrave Macmillan, 2015 – отменена).
Вообще, компьютеры всегда были гибридами социального и постчеловеческого. С самого начала их индустриальной жизни в качестве гигантских калькуляторов соединение различных технических единиц рассматривалось и как возможность, и как необходимость [21] . В своем никогда не опубликованном эссе «Как компьютерные сети стали социальными» теоретик медиа из Сиднея Крис Чешер набрасывает карту исторического и междисциплинарного развития – от социометрии и социального анализа сетей (уходящего корнями в 1930-е) через работу Грановеттера о «слабых связях» 1973-го к «Сетевому обществу» Кастельса (1996) и нынешним попыткам исследователей STS [22] , собравшихся под эгидой акторно-сетевой теории, создать офлайн-науку, изучающую динамику человеческих сетей. Наиболее важным концептуальным прорывом здесь стал переход от групп, списков, форумов и сообществ к наделению полномочиями не слишком тесно связанных между собой индивидов в сетях. Этот сдвиг начался еще в неолиберальные 1990-е благодаря, в том числе, растущим вычислительным мощностям, объемам хранилищ и широкополосному доступу в интернет. Этому сопутствовало упрощение интерфейсов на постоянно уменьшающихся (мобильных) устройствах. В этот момент мы вошли в Империю Социального.
21
Мало кто знает, что уже в 1953 году два компьютера, расположенные в разных местах, могли «общаться» между собой посредством модема.
22
Science and Technology Studies – активно развивающаяся область исследований в гуманитарных науках, рассматривающая вопросы взаимоотношений науки и технологий и общества методами социологии, философии, антропологии и истории. – Примеч. пер.
Если мы хотим ответить на вопрос, что на самом деле сегодня означает «социальное» в словосочетании «социальные медиа», то отправной точкой может стать исчезновение социальности как таковой, описанное французским социологом Жаном Бодрийяром, который концептуализировал переход от субъекта к потребителю. Согласно Бодрийяру, в какой-то момент социальное утратило свою историческую роль и схлопнулось до медиа. Если социальность – это больше не гремучая смесь из политизированных пролетариев, разочарованных безработных и грязных клошаров, ошивающихся на улицах в ожидании следующего шанса организовать переворот под какими бы то ни было знаменами, то как социальные элементы заявляют о себе в эпоху цифровых сетей?
Социальный вопрос, возможно, не решен, но на Западе уже на протяжении десятилетий он кажется нейтрализованным. В послевоенный период инструментальное знание о том, как управлять социальным, было настолько необходимо, что полномочия размышлять о социальном в интеллектуальном и техническом смысле были делегированы чему-то вроде закрытого круга экспертов. Сегодня, в разгар экономического спада, можем ли мы наблюдать возвращение или даже Ренессанс социального? Или все эти разговоры о подъеме «социальных медиа» – всего лишь лингвистическое совпадение? Можем ли мы говорить – на фоне бесконечного эха экономического кризиса 2008 года – о росте классового сознания, и если да, то распространяется ли это на электронную среду? Несмотря на невзгоды безработицы, растущую разницу в доходах и достижения протестов Оккупай [23] , быстро набирающее масштаб глобальное сетевое восстание кажется маловероятным. Протесты успешны настолько, насколько они локальны, вне зависимости от их присутствия в сети. Мемы разлетаются со скоростью света и разносят базовые концепты. Но как в глобальном контексте столь разные вещи как работа, культура, политика и сетевая коммуникация могут быть связаны таким образом, чтобы информация (например, через Twitter) и межличностная коммуникация (электронная почта, Facebook) действительно влияли на реальную организацию мировых событий?
23
«Захвати Уолл-стрит» – Occupy Wall-street – глобальная серия антикапиталистических протестов, начавшаяся в Нью-Йорке в 2011-м. Ловинк делает множество ссылок на это движение, не только на его нью-йоркский вариант, и в тексте мы использовали транслитерацию Occupy вместо менее, на наш взгляд, удачного аналога и прямого перевода «Захвати». – Примеч. пер.
Здесь мы должны переосмыслить представление о социальном, чтобы представить его в стратегическом контексте, более широком, чем тот, который предполагает типичный «вопрос социальных медиа». Может быть, все эти очень тщательно организованные контакты и телефонные книжки в какой-то момент переполнят виртуальную реальность и хлынут в реальный мир, на что, похоже, и намекает растущая популярность сайтов знакомств. Мы делимся информацией, опытом и эмоциями только ради их зеркального отражения? Или, как «социальные рои» (social swarms), еще и объединяем наши усилия, чтобы вторгнуться в реальность и создавать так называемые «реальные» события? Превратятся ли контакты в камрадов? Очевидно, что социальные медиа решили часть организационных проблем социального, с которыми поколение субурбанизированных беби-бумеров столкнулось 50 лет назад: якобы победили скуку, изоляцию, депрессию и желание. Как мы можем сойтись вместе, по-разному, прямо сейчас? Боимся ли мы или же ждем бессознательно того дня, когда наша жизненно важная инфраструктура развалится и нам действительно понадобится помощь друг друга? Или нужно воспринимать Симулякр Социального как организованную агонию – как результат столкновения с фактом утраты сообщества после фрагментации семьи, брака, дружбы и так далее? Какое иное разумное объяснение можно дать этим вечно растущим коллекциям контактов? Будет ли Другой, переименованный в «друга», чем-то большим, чем просто будущим потребителем или «спасителем» наших бизнес-процессов в эпоху прекариата? Какие новые формы социального воображаемого уже существуют? И, с другой стороны, должно ли одиночество как ответ на ежедневное давление со стороны «социального» продвигаться как Kulturideal, что предполагали Ницше и Айн Рэнд [24] ? В какой момент наше управление другими превращается в нечто совершенно иное? Исчезнет ли добавление в друзья за одну ночь, как множество других практик, связанных с новыми медиа и испарившихся в цифровой нирване, – где сегодня форумы Usenet, логины для доступа к серверам telnet или наше некогда популярное HTML-кодирование веб-сайтов?
24
Ницше: «Я удаляюсь в одиночестве, так как не хочу пить из общего колодца. Когда я среди других, то я живу, как они, и не мыслю о том, что я действительно мыслю. Через некоторое время начинает казаться, что они хотят изгнать мое я из меня самого и украсть мою душу». Пер. по: Nietzsche Daybreak: Thoughts on the Prejudices of Morality / Ed. M. Clark, B. Leiter, trans. R. J. Hollingdale. Cambridge: Cambridge University Press, 1997. P. 491.
Обобщающее понятие «социальный интернет» (social Web) когда-то описывало разномастный набор сайтов от MySpace, Digg, YouTube, Flickr до Википедии. Чуть позже это понятие было расширено и включило в себя целый спектр софта и устройств (не только ПК и ноутбуков), после чего трансформировалось в «социальные медиа». В этом новом проекте было мало ностальгического – никакого возрождения когда-то опасного потенциала «социального», всплывающего образа разъяренной толпы, которая требовала бы положить конец экономическому неравенству. Вместо этого, в терминологии Бодрийяра, социальное было реанимировано только как симулякр его способности создавать значимые и продолжительные социальные отношения. Витая в глобальных виртуальных сетях, мы верим, что все меньше и меньше придерживаемся наших ролей в традиционных сообществах, таких как семья, церковь, политическая партия, профсоюз и сообщество соседей. Исторические, наделенные определенными правами субъекты, которых описывали в таких терминах, как «горожане» или «представители класса», были превращены в субъектов с агентностью: в энергичных акторов, которых мы называем «пользователями», в потребителей, которые постоянно на что-то жалуются, в просьюмеров. Социальное уже даже не отсылает нас к обществу, и эта мысль не дает покоя теоретикам и критикам, чьи эмпирические исследования подтверждают, что люди, несмотря на их поведение на публике, остаются довольно глубоко встроены в определенные культурные, локальные и особенно иерархические структуры. Лишившееся всех метафизических ценностей, социальное становится заменителем чего-то похожего на коллектив, останками неолиберального разрушения «общества», расхлябанным набором «слабых связей». Как концепту ему недостает как религиозного подтекста терминов типа «сообщество», так и ретроактивных антропологических коннотаций «племени». Используя маркетинговую терминологию, современное «социальное» – это просто что-то техническое и условно «открытое» – пространство между тобой, мной и нашими друзьями.
Соответственно, социальное больше не проявляется в первую очередь в виде класса, общественного движения или толпы и не институционализирует себя, как это происходило в послевоенную эпоху государства всеобщего благосостояния. Даже постмодернистская стадия дезинтеграции и распада кажется уже пройденной. Сегодня социальное заявляет о себе в сетевой форме. Его практики вырываются за рамки институций XX века, что ведет к коррозии конформности. Сеть становится настоящей формой социального. Что сегодня имеет значение, например, в политике и бизнесе – так это «социальные факты», представленные через анализ сетей и соответствующую визуализацию данных. Институциональная часть жизни кристаллизуется как совершенно другая проблема, как банально исчезающая база данных о жизни общества, которая быстро отходит на задний план дискуссий, в какой-то далекий мир забот. В данной ситуации заманчиво продолжать мыслить в позитивном ключе и настаивать на дальнейшем синтезе между формализованными властными структурами внутри институций и растущим влиянием неформальных сетей. Но существует мало доказательств того, что этот милый Третий Путь [25] полезен и реалистичен. Продвигаемая PR-фокусами вера в то, что социальные медиа однажды будут интегрированы в функциональные институции и инфраструктуры, может оказаться ничем иным, как ньюэйджевским оптимизмом в эпоху растущего напряжения вокруг скудных ресурсов. В условиях этого напряжения социальное представляется эдаким суперклеем, который может либо восстановить и заретушировать исторический урон, либо быстро превратиться во взрывчатое вещество. Полностью же избавиться от риска социального взрыва невозможно даже в авторитарных странах. Но игнорирование социальных медиа как какого-то шума на заднем плане тоже может выйти боком. Вот почему институты – от больниц до университетов – нанимают орды временных консультантов, чтобы вести аккаунты в социальных медиа.
25
Концепция социального, политического и экономического развития, сформулированная, в первую очередь, социологами Ульрихом Беком и Энтони Гидденсом, предусматривающая выход за пределы разделения на правый и левый блоки в ситуации победы либеральной демократии и развития глобальной рыночной экономики. – Примеч. пер.
Социальные медиа реализуют коммуникацию как обмен: вместо запрета на ответы они требуют ответов или хотя бы технической взаимности. Подобно тому, как Бодрийяр окрестил более ранние формы медиа, современные сети – это «пространства взаимосвязи слова и ответа» [26] , которые заманивают пользователей, чтобы те сказали что-либо, что угодно. Позднее Бодрийяр изменил свое мнение и отказался от веры в эмансипаторный аспект пререкания с медиа. Восстановление символического обмена не принесло пользы – и все же именно эту функцию социальные медиа пытаются представить своим пользователям как жест освобождения. Для позднего Бодрийяра значение имела главенствующая позиция молчаливого большинства.
26
Бодрийяр Ж. Реквием по массмедиа. Поэтика и политика. Альманах Российско-французского центра социологии и философии Института социологии Российской Академии наук. М.: Институт экспериментальной социологии; СПб.: Алетейя, 1999. sociologos.net/textes/baudrillard.htm