Критика нечистого разума
Шрифт:
Но на самом деле — все проще. Не надо досок. Точнее, доски должны быть про другое.
Нет такой потустороннейвещи, как «настоящая литература». В том смысле, что бывает потусторонний истинный мир, где все по-другому, где последние становятся первыми, где страшный и правый суд и некое верховное, которое точно знает, кто прав и чего почем.
Нет, все уже здесь. В этом мире. «Правильно, — скажут идиоты самого грубого вида, еще не описанные, — кто сколько экземпляров продал, того и есть». В принципе, они, идиоты, будут правы. С двумя существеннымиоговорками.
Первое — сила действия (на мир, да) прямо пропорционально не токмо количеству
Таким образом, про что должны быть наши «доски»? Про вот этот самый Потенциал. «Думаю, что данного автора можно вывести на 50 тысяч тиража, элитарность первой ступени». Или «полагаю, три тысячи читателей, степень элитарности три». Доска. Чисто доска с горизонталью (от 1000 до 100 млн. читателей) и вертикалью (от всякого быдло-повидло до сугубого «автор для авторов»). Значимость — перемножение.
Как-то вот так. Понятно, что все прикидки на глазок. Но хотя бы все глазки смотрят в одном направлении. И нет вот этой мерзости «моего личного мнения», поганой (однозначно поганой с точки зрения Культуры) политэкономической Демократии. Точнее, мнение есть — в том, как и чего ты прикинул, и не более.
Да, и еще… Музыку, кино, даже и философию — все оценивать как-то также.
В чем и фишка.
История философии как ЖЖ
Пояснить, что имел ввиду Мишель Фуко под трансдискурсивностью, можно на одном простом примере (на нем же видно, как строится философская беседа несколько тысяч лет). Представьте себе такой всемирно-исторический блог, первые посты в нем размещает Платон. Некоторые скажут, что Сократ, некоторые возразят, что досократики, но это уже детали. Дальше разные люди это дело комментят. Модератором всей этой штуки выступает время, забанить это не может никого, но некоторые комменты — точнее сказать, большинство — со временем удаляются. Некоторые остаются, мы их помним. Под некоторыми начинаются обширные ветки. Те, под которыми идут ветки, выносятся в отдельные посты с тем же статусом, что начальные. Это и есть «великие философы» со своей трансдискурсивностью, привет Фуко. Оставившие такой коммент, под которым пошли тысячи комментов и ссылок, как коллег, так и графоманов. Кажется, Мамардашвили приводил цифру: еще при жизни Канта в Германии вышло порядка 2 тысяч книг, комментирующих его работы. «Ну а что вообще можно сделать с текстом? Читать или комментировать» (Давид Зильберман).
В каких позициях к этому ЖЖ может встать человек? Во-первых, оставить коммент, открывающий ветку. Во-вторых, просто оставить то, что не удалит модератор. В-третьих, просто пересказать фрагмент этого неумирающего ЖЖ, любой, на вкус. Если долгое время комментов не оставляют, ну что… темные века это называется. Сам блог никуда не исчезает, это люди нормальные исчезают.
Помимо этого, вокруг того ЖЖ можно плясать, указывать на него пальцем, вытирать пыль с мониторов, плевать в мониторы, спамить, троллить и флеймить. Чем и занимается вот уже 2,5 тысячи лет большинство к нему подходящих, включая академическую публику и случайных прохожих. Но это уже, строго говоря, не имеет к нему отношения.
Посыл богослова
Вспомнилось… Некогда прилюдно задал вопрос дьякону Андрею Кураеву, я не хотел «срезать», это плохо, мне было искренне интересно — как он ответит. Действительно интересно. Главный проповедник РПЦ, умница, интеллектуал Кураев — послал меня. Если считать, что это было такое мини-интервью, то оно сорвалось. Если полагать, что между нами состоялась полемика, я ее выиграл. В подворотне пославший на хуй — выигравшая сторона, в концептуальной дискуссии — проигравшая. Вынуди оппонента вместо ответа сказать что-то иное, и перед лицом города и мира — если город и мир еще имеют лицо и чего-то соображают — конечно, он проиграл.
Но давайте дословно. Это был примитивный, проще некуда, за версту наивный вопрос, но ответить на него, без самоаннигиляции, церковному дискурсу невозможно. Не только умнице и интеллектуалу Кураеву. Боюсь, любому представителю — любой авраамической религии. Не вообще ответить, конечно, а именно здесь и сейчас, в 21 веке. «Если ребенок спросит, попадут ли его неверующие, но очень-очень хорошие папа и мама в ад, то как вы ответите?». Зря, конечно, про «ребенка». Надо еще проще: «попадет ли человек, единственныйгрех коего в том, что он не православный христианин — в этот самый ваш ад?». Кураев не столь философ, сколь ритор, и ответил безупречно по пиару, что-то вроде — «я бы поцеловал этого ребенка, видите ли, я не умею вести богословских дискуссий с детьми». — «Ну а мне бы как ответили?» — Но Кураев не ответил уже никак, даже не поцеловал меня, про другое говорить начал, более светлое и приятное.
Если не по пиару, а по истине, то Кураев, конечно, прогнал гниль. Понятно же, в чем вопрос. Но ответ из позиции пиарщикаи есть конец богословия. После богословских споров проигравшую сторону, как правило, сжигали, но сначала все-таки объяснили, в чем именно дискурсивно заблуждается еретик.
А как, в самом деле, ответить? Нельзя сказать «я не знаю», это сразу говорит, что ты шарлатан, такого не знать. Можно ответить «да» или «нет». Если «да»… А ортодоксия, конечно, допускает только один корректный ответ, вот это самое «да». Хорошо говорить «да», когда все общество — единоверцы, а иноверцы бродят где-то по периферии мира, их никто в глаза-то не видел, гадов, и можно предположить, что «мы правы, потому что мы и есть настоящее человечество». Можно поверить, что «настоящее человечество», конечно, пойдет в рай, а ненастоящее обречено на вечные муки.
Но сколько православных в мире сейчас, 3 % человечества? А если нормально воцерковленных, то сколько, 0,3 %? То есть все идут не в ногу, а вот эти 0,3 % — в ногу? Э-э… «Спасение для 0,3 %» это все равно что сказать, «мы типовая, жестко ограниченная, противопоставленная всему роду людскому секта». Так сказать, конечно, нельзя.
Оставить ответить «нет» с вариациями? «К Богу есть много путей», «Он, сообщая себя, выбирал выражения, учитывая место и время», «различия форму не отрицают общности содержания», вплоть до «ад и рай — это такие метафорыдуховной жизни». Но это, простите, экуменизм.
То есть слив символического капитала всех церквей в одну корпорацию. С выдачей неких паев этой корпорации. Такую позицию еще может занять католик, или универсалист-пантеист а ля ведантист, или гностик, или мусульманин, любой, кто имеет хоть какие-то шансы на контрольный пакети сведение к себе как к общему знаменателю. Понятно, что православие не имеет никакого шанса, ни политического, ни логического — хотя бы на блокирующий пакет в этом всемирно-духовном ОАО. Экуменизм для него не экспансия, а каюк.