Кривое зеркало

Ловыгина Маша

— Что — дальше? — искренне удивилась Соня, — спать лег. Ночью только плохо спал, крутился, стонал. Все какого-то Леху вспоминал, — девушка усмехнулась, — ну, че? Интересно? Дай сигарету.

Позгалев протянул пачку и щелчком выбил из нее белый столбик.

— Леху, Леху…. Какого Леху?

— А я знаю? — Сонечка жадно затянулась и поморщилась, почувствовав, как болезненно сжался желудок, — друг его, наверное. Который погиб, — глухо добавила она, немного подумав.

Позгалев почесал затылок и направился к выходу.

— Ой, Сережа, подожди, — Соня подскочила в кресле и заискивающе улыбнулась, — ты мне сотню рублей не одолжишь? На сигареты.

— А то баксы разменивать не хочется, — закончил

Позгалев и вытащил из кожаного бумажника пару купюр. Глаза Сонечки алчно блеснули. На тысячу она не рассчитывала.

— Хочешь, я отработаю?

Позгалев смерил ее пренебрежительным взглядом и прислушался к собственным желаниям, — нет, подруга, что-то у меня не стоит на тебя, извини. Отработай где-нибудь в другом месте.

— Ладно, нет, так нет, — не обиделась Соня и двинулась вслед за Сергеем. В дверях тот обернулся.

— Так что он еще про этого Леху говорил?

Сонечка нахмурила белесые бровки:

— Ну, честно, Сереж, ничего больше не знаю. Только, что, мол, погиб у него, у Димы, на глазах, и все. Расстраивается, что помочь не смог.

— А фамилию не называл?

— Ага, и адрес, блин! Нет! — закатила глаза Соня, — я тебе что, справочное бюро?

— Нет, б…! Ты просто — что! И не хами, дохамишься! — Сергей попер на девушку мощным торсом. Соня тоненько ойкнула и, поднажав на дверь, кое-как вытолкала Позгалева на площадку. Пнув для порядка дверь носком кожаной кроссовки, Сергей развернулся и, насвистывая под нос, спустился на улицу, мельком взглянув на часы.

От стены дома отделилась невысокая вертлявая фигура. Коротко свистнув, личность привлекла внимание Сергея. Позгалев свысока смерил взглядом подошедшего подростка. Тот же, вальяжно облокотившись на капот «девятки», грязной пятерней пригладил сальную прядь и, смачно сплюнув на асфальт, процедил:

— Привет тебе от Витька Бешеного. Хочет «стрелку» забить, побалакать.

— О чем мне с ним беседы вести?

— А он мне не докладывал… Я и так тебя все утро пасу, чтобы передать.

— Тоже мне, король говна и пара! — Позгалев сунул руку в карман, — пусть сам позвонит, а я послушаю. Понял, чудик? На пиво дать?

Паренек косо ухмыльнулся и, еще раз сплюнув под ноги, разболтанной походкой зашагал прочь. Сергей скользнул глазами по фасаду дома, остановив взгляд на окнах Сони. Возникла мысль вернуться и хорошенько порасспросить ее о местном блатняке, но катастрофически не хватало времени, да и понятно Сергею было желание беспутной молодежи добиться желаемых высот в уголовном мире, не прилагая к этому ничего, кроме немотивируемой жестокости, тупости и хамства. Сергей и себя то не считал особо борцом за идею, но и полный беспредел вызывал у него справедливый гнев. «Сосунки, учить вас надо, да некому. И мне некогда. Ладно, доберусь еще», — решил Позгалев, заводя машину и выбирая место, где легче было развернуться. Рассказ Сони задел его, есть, оказывается, у закадычного друга слабое место. А может оно самое и станет той идеей, за которую и в огонь и в воду? Чеченцы, мать их!.. Ну не был Серега Позгалев шовинистом, и слова такого в его лексиконе не наблюдалось, но «черных» не любил, находя их чересчур наглыми и хитрыми, способными на всякую гадость и подлость. Разговоров о том, что в «каждом стаде…» не признавал, предпочитая не заморачиваться и держаться собственного мнения.

15

Казбек собрал остатки яичницы куском хлеба и, отправив его в рот, отставил сковородку. Через стенку раздавались частушки и громовой раскатистый хохот. Сослуживец третий день справлял день рождения с прибывшими по такому случаю деревенскими родственниками. Дело заладилось быстро и, видимо надолго, с самогоном, шинкой и молодой дородной девкой, привезенной в качестве претендентки на роль

будущей жены. В официальный день Казбек, как водится, поздравил коллегу, подарил тому обещанный отделом диктофон, произнес подобающий тост и на утро встал «живее всех живых» в отличие от именинника и его гостей. Не у всех же начало отпуска совпадает с днем рождения. Казалось, что двух дней вполне достаточно, но традиции брали верх, разогнать этот сабантуй было некому, да и непосвященные жильцы общежития смиренно ожидали логического завершения, внутренне и вслух памятуя о том, что и у них могут случиться маленькие семейные радости.

Постепенно звуки стали стихать. Пару раз громко стукнула дверь, кто-то прошлепал босыми ногами, звеня посудой, возвестил о своем пребывании на общей кухне. Затем с грохотом обрушилась вода из сливного бачка и, наконец, все смолкло. Казбек взглянул на часы: шесть утра. Такой стойкости можно было позавидовать. Муратов прибрал на столе, несколько раз с хрустом потянулся и стал одевать начищенные с вечера ботинки.

День его был спланирован составленным накануне списком, которого Казбек собирался придерживаться по мере возможности. До обеда Муратов возился со старыми делами, оформляя и готовя их к передаче в районную прокуратуру, провел два допроса свидетелей, сорок минут парился на совещании, где львиную долю времени занимались распределением еще недостроенных ведомственных гаражей. Наконец Казбек отправился в университет, где надеялся получить информацию о Валерии Лисневской. Предварительный опрос охранников на территории жилищного кооператива и возможных свидетелей из числа жильцов ничего не дал. За прошедшие сутки никто не звонил и не интересовался девушкой. Казбеку не казалось это странным, бывали случаи, когда, прежде, чем потребовать выкуп, родственников и близких некоторое время прессинговали молчанием и неизвестностью. Случались вещи и пострашнее. Очень красивая девушка. Муратов держал ее фотографию в нагрудном кармане и периодически доставал оттуда, с грустью разглядывая юные, подернутые романтическим флером, черты.

Влившись в гомонящую компанию старшекурсников на входе, Казбек беспрепятственно прошел внутрь основного здания и, поинтересовавшись у стайки прихорашивавшихся у зеркала девушек, а где у них тут главный, не без труда отыскал помещение деканата. Подтянутая женщина в изящно оправленных очках пристально оглядела Муратова, видимо не припоминая в нем своего студента.

— Вы что-то хотели? Часы приема с утра. Там все на двери написано.

— Извините, — Казбек достал удостоверение и, раскрыв его, протянул женщине, — с кем я все-таки могу побеседовать?

— А что случилось? — глаза женщины за стеклами очков заметно расширились, а голос потерял официальную сухость, — Кто вам нужен? Дело в том, что Максим Викторович с полчаса как уехал в Министерство образования, скоро защиты… — она вскинула тонкое запястье и взглянула на миниатюрные часики, — боюсь, что сегодня его уже не будет.

— Тогда, может быть, вы сможете мне помочь? — не отступал Муратов, — вы кто по должности?

— Да я преподаватель, — смутилась женщина, — английский, немецкий. Давайте я справлюсь у секретаря, может кто-нибудь… Хотя, — она потерла переносицу, приподняв очки, — она уже тоже, наверное, ушла.

— Как вас зовут? — Казбек улыбнулся и положил папку на стол.

— Алексеева. Юлия Владимировна.

— Очень хорошо, Юлия Владимировна, я не займу у вас много времени, — Муратов прикрыл дверь и, дождавшись, когда Алексеева сядет, поставил стул напротив нее. — Юлия Владимировна, меня интересует одна ваша студентка…

— Моя? — Алексеева растерянно заморгала, — которая?

— Честно говоря, не знаю, ваша или нет. Зовут ее Валерия Лисневская. Первый курс. Филологический, — Муратов достал фотографию.