Кривой дом (сборник)
Шрифт:
— Почему?
— Она говорила, что ей не понравилось, как он усмехается.
— Как она его убила?
— У нее в сумке лежит пистолет. Не спрашивайте меня, зачем она его взяла,— я не знаю. Но если бы она убила его, то пистолета в сумке не было бы. В патроннике торчит патрон другого калибра. Пистолет не мог выстрелить. К тому же не похоже, чтобы из него вообще стреляли.
— Для меня это слишком мудрено,— сказал Мосс.— Так что вы хотите?
— Кроме того,— продолжал я, игнорируя его вопрос,— она говорила, что выключила там лампу около половины шестого. И это в летний день! Парень был в пижаме, а в двери торчал ключ. И он не встал, когда она вошла в комнату. Он просто сидел и усмехался. Похоже на бред, вы не находите?
Врач кивнул.
— Так.
Он зажал в толстых губах сигарету и закурил.
— Я не могу вам сказать, действительно ли она думает, что убила его, не ждите от меня решения этого во-, проса. Судя по- вашему описанию, этот парень уже был мертв. Так?
— Братец мой, да я не знаю. Я там не был. Но очень похоже, что так и есть.
— Если она думает, что убила его,— хотя этого не было — значит, такая мысль пришла, ей в голову, не впервые, Вы говорите, она носит пистолет? Возможно,
она им не пользовалась, но у нее комплекс вины. Хочет быть наказанной, хочет искупить вину за воображаемое преступление. Я еще раз спрашиваю, чего вы хотите от меня. Она не больная и не беспомощная.
— Она не хочет возвращаться в Пасадену.
— Вот как?
Он с любопытством посмотрел на меня.
— А семья ее где?
— В Уичите. Отец — ветеринар. Я позвоню ему, но ей придется остаться тут на ночь.
— В этом вопросе я вам не советчик. Она настолько доверяет вам, что согласится провести ночь у вас в квартире?
— Она пришла сюда сама, и не в гости. Поэтому я думаю, она останется.
Мосс пожал плечами и провел пальцем по усам.
.— Я дам ей нембутал, и мы уложим ее в постель. Вам придется бороться со своей совестью.
— Мне надо уйти. Я хочу узнать, что произошло в действительности. А ее нельзя оставлять одну. Нужна сиделка. А посплю я где-нибудь в другом месте.
— Хорошо, Фил Марлоу,— согласился врач.— О’кей. Я посижу здесь до прихода сиделки.
Он вернулся в гостиную и позвонил в бюро медицинской помощи, затем — жене. Пока он звонил, Мерль села на тахте, упершись руками в бедра.
— Не понимаю, почему там горела лампа,— сказала, она.— В доме же не было темно.
— Как зовут вашего отца?—спросил я.
— Доктор Уилбур Дэвис. А что?
— Хотите поесть?
— Для этого будет завтра,— возразил врач.
Он кончил говорить по телефону, достал из саквояжа пачку снотворного и протянул девушке две желтые таблетки и стакан воды.
— Выпейте.
— А меня не будет тошнить? — Она недоверчиво смотрела на него.
— Пейте, дитя мое, пейте.
Мерль положила в рот таблетки и запила их водой.
Я надел шляпу и вышел.
По дороге к лифту вспомнил, что в ее сумке не было никаких ключей, и пошел искать ее машину. Найти ее было нетрудно: она стояла в полуметре от тротуара. Это был серый «Меркурий» с откидным верхом и номером 2Х 1111. Я вспомнил, что это номер машины Линды Мардок.
В замке торчал кожаный чехол с ключами. Я сел в машину, включил зажигание, увидел, что бензина много, и поехал. Это была прекрасная, легкая машина. По Качуэнга-Пасс я пролетел как птица.
Глава 29
Эскамильо-драйв оказалась извилистой улицей, состоящей всего из пяти узких длинных домов. Нужный мне был пятым — последним. Он действительно стоял в тупике. Узкое английское бунгало с высокой крышей и некрасивыми окнами. Рядом с домом гараж, перед ним стоял прицеп. Молодой месяц освещал лужайку. Перед входом рос большой дуб. Света в доме не было.
Судя по расположению окон, свет в гостиной в дневное время мог оказаться нелишним. Возможно, комната хорошо освещалась только по утрам. Как любовное гнездышко дом имел свои достоинства, но как резиденция шантажиста не стоил ничего. Неожиданная смерть может застать человека всюду, но Ванньяр умер слишком легко.
В конце тупика я развернулся и остановил машину. Тротуаров здесь не было, и я пошел прямо по проезжей части. Дверь была обита дубовыми планками, вместо ручки — большая щеколда. В замке торчал ключ. Я нажал кнопку звонка и услышал протяжный звон. Затем обошел вокруг дуба, посвечивая под ноги карманным фонариком. Потом осмотрел дом, маленький пустой двор, и остановился у низкой кирпичной ограды, возле которой росли три дуба. Под ними стоял стол и два металлических стула. В углу — мусоросжигатель. Возвращаясь обратно, я осмотрел прицеп. В нем ничего не оказалось..
Я отпер входную дверь, оставив ключ в замке. Я не собирался производить обыск — мне просто нужно было узнать, что здесь произошло. Войдя, нашел на стене выключатель и щелкнул им. Бледный свет двух настенных ламп осветил холл.
Передо мной была дверь в заднюю часть дома, небольшой коридор и еще одна дверь направо. Она вела в маленькую столовую. Тяжелые портьеры прикрывали вход в гостиную. У левой стены — камин, напротив него — книжные полки. В углу две тахты, рядом три кресла: золотое, розовое и коричневое — и коричневое кресло-качалка с подставкой для ног.
На подставке я увидел ноги в зеленых домашних туфлях и пижамных штанах, задранных до лодыжек, Я медленно поднял глаза и увидел темно-зеленый шелковый халат, перевязанный поясом, выше — карман с монограммой. Еще выше — желтая шея, лицо повернуто в сторону зеркала на стене. Я подошел и посмотрел в зеркало. Лицо действительно усмехалось.
Левая рука лежала между колен, правая свешивалась через ручку качалки, кончики пальцев касались ковра. Рядом с пальцами на- ковре маленький пистолет примерно тридцать второго калибра с очень коротким стволом. Правая сторона лица была прижата к спинке кресла-качалки, правое плечо окровавлено. Кровь на рукаве и кресле, очень много крови в кресле. Голова в каком-то неестественном положении — чьей-то чувствительной душе не понравился вид ее правой стороны.