Кривые деревья
Шрифт:
Тут же горничная, лакей и бывший дворник упали перед Любовью Яковлевной на колени.
— Благословите! — Дуняша подхватила край платья хозяйки. — Сочетаюсь браком! Желательно напутствие…
— С кем… сочетаешься-то? — не сразу обрела Стечкина дар
— Дак, с обоими! — Горничная озорно повела глазами. — Хотим, значит, французскую семью… чтобы, как у Ивана Сергеевича…
Любовь Яковлевна залпом выпила шампанское.
— Пусть кровать вам будет пухом!..
Побродив по дому, она зашла в детскую.
Маленький Яков в заржавленных железных очках корпел над листом ватмана. Любовь Яковлевна погладила сына по голове.
— Ты так быстро растешь… кем хочешь стать?
— Зачем спрашивать очевидное? — Мальчик смотрел неприятно знакомым взглядом. — Ябуду оружейным конструктором…
Одевшись, она вышла из дома и сразу была обласкана живительным теплом солнца.
Снега не существовало.
Повсюду были цветы — красные, белые, синие. Они росли прямо под ногами, а над ними роями вились насекомые — зеленые, желтые, оранжевые.
По Невскому, следом за солдатами, бежала, выпучив глаза, испорченная девочка-подросток. За нею с плеткой наготове гнался ее несчастливый отец.
Приветливо помахав на прощание, молодая женщина вошла в ряды. Меланхолический старый шарманщик стоял в галантерейной линии, и мудрый предсказатель в перьях, нахохлившись, сидел на его плече.
Она положила червонец, и птица по обыкновению заглянула ей в глаза.
«Сегодня вы закончите роман, — гласило прорицание, — и он обязательно найдет читателя!»
Теперь следовало поторопиться…
…Крашенный желтым наемный экипаж уже стоял на углу Шестилавочной и Графского. Прислуга выносила вещи. Дверь квартиры в бельэтаже была распахнута.
— Вы уезжаете… во Францию… и более никогда не вернетесь?..
Старик в креслах, седобородый и изможденный, по-гоголевски тяжело поднял усталые веки.
— Старость — это тяжелое, тусклое облако, заволакивающее и будущее и настоящее, и даже прошедшее, так как делает его печальным, стушевывая и надламывая воспоминания. Надо защищаться от этого обмана…
— Защищаться? — С жалостью она смотрела на немощного, сломленного человека. — Но как?
— А вот так! — Великий мистификатор вскочил, сорвал бороду, прошелся колесом, легко подхватил молодую женщину и принялся кружить по комнате.
— Любегины… — смеялась она и не могла остановиться. — Что с ними?
— Стали натурщиками. — Тургенев махнул ладонью. — Неплохо зарабатывают.
Большая тяжелая муха влетела в форточку и тяжко заметалась под потолком.
— Иван Сергеевич, — глаза в глаза спросила молодая писательница. — И все-таки — в чем смысл человеческой жизни?
— В движении!
— А у насекомых?
— В жужжании!..