Кризис
Шрифт:
– Но ты все-таки объясни мне, какого черта ты растратил двадцать тысяч баксов?
– Ох, – Андрей схватился за голову. – Я, натурально, скотина. Но ты понимаешь, как оно все неловко получается в этой Америке? Ты помнишь, я тебе выслал две штуки?
– Помню, – неуверенно буркнул я, слишком уж давно все это было.
– Так тем самым вечером мне выпить захотелось, зашел в бар, взял кружку пива, а бармен, сволочь, на меня в полицию настучал. Я, конечно, неправ, смешал с виски. Ты когда-нибудь пиво с виски пил? Жуткое сочетание. Ну так вот, представляешь, только я вышел на улицу, стоит полицейская машина
– Черт бы тебя побрал, – я уже не мог на него сердиться.
– Да чего ты кипятишься, извини ради Бога, я же никак не мог с тобой на связь выйти. Ты не волнуйся, я специально приехал, вот. – Андрей залез растопыренной рукой в карман своих засаленных джинсов, долго шарил там, и наконец извлек вытертый банковский чек, покрытый жирными пятнами и кровавыми брызгами. Глубоко надеюсь по сей день, что это был кетчуп. – Вот, двадцать пять тысяч зелененьких, прошу любить и жаловать, и еще, прости меня ради Бога!
– Откуда у тебя деньги? И почему двадцать пять?
– Да понимаешь, мне так неловко. Пять тысяч – это за нервы. А вообще-то все это – долгая история. Мне даже ее рассказывать как-то неудобно.
– Да нет уж, валяй.
– Ну, значит, вначале я операционную систему писал. Ты слышал, из-за нее теперь жуткий скандал, компанию судят. И система-то хреновая. Я хотел в нее «Тетрис» вставить, но…
– Слушай, извини, что я тебя перебиваю, а в осциллографе, если нажать на две крайние правые кнопки, там, говорят, тоже «Тетрис» идет. Твоих рук дело?
– Все-таки вычислили, – вздохнул Андрей. – Ну надо же, никуда не скроешься. Ты понимаешь, такое дерьмо у них и железо, и программы, мне скучно стало, и вот… Всего-то пару ночей потратил. А потом меня уволили, но программа так в памяти и осталась…
– Ну, все понятно. – Мне стало смешно и грустно одновременно. – Кто знает, быть может от этого «Тетриса» в одной милой исламской республике началась бойня. Впрочем, это неважно. Так все-таки, как ты деньги заработал?
– Это потом, через пару месяцев, компания, в которой я после тюрьмы работал, в гору пошла. Акции, опции, туда-сюда, ты себе даже не представляешь. Ладно, бери… – Андрей с некоторым сожалением посмотрел на чек.
– Спаси тебя Бог, мерзавца! – Эмоции прорвались наружу, и, схватив Андрея за плечо, я зарыдал, прижав его к своей груди. – Ты мой ангел-хранитель. Благодаря твоим аферам, я обрел новую жизнь, еще не знаю какую, но мне почему-то верится, что она будет светлой, осмысленной…
– Только не раскачивай меня, пожалуйста, – Андрей поморщился. – Извини, нехорошо мне после вчерашнего… Особенно, когда ты про осмысленность нести начинаешь. С души воротит…
Гости мои исчезли, во избежание излишних переживаний я выключил телефон. Все! Я умер. Меня нет! К тому же, я сказочно разбогател. Всего за одну ночь… И безо всяких летающих тарелок, мафиозных структур, новых русских, сушеных осьминогов… Мне теперь не страшны даже мои преследователи, в конце концов, я отдам им эти проклятые деньги и забуду обо всем этом кошмаре.
Впервые за много месяцев я вдруг почувствовал себя спокойным и уверенным. Бытие определяет сознание, правы были длиннобородые дедушки Маркс и Энгельс. Когда у собаки сосиска в желудке… И я блаженно заснул, улыбаясь неизвестно кому.
– Проснись, проснись же ты, ведешь себя как ребенок, честное слово!
– Кто здесь, – я вздрогнул, и, увидев бабушку, облегченно потянулся. – Ах, это опять ты. Обязательно надо было меня разбудить, в кои веки собрался выспаться, облетел вокруг земного шарика, чуть не сошел с ума…
– Подумаешь, – бабушка презрительно скривила губы. – Нашел чем бахвалиться. Полетал бы ты так, как мне иногда приходится…
– Все относительно. А я все-таки рад тебя видеть. К тому же, я горд собой, можно я все-таки похвастаюсь?
– Типичное проявление нарциссизма. – Бабушка поджала губы.
– Да будет тебе. Ты хотя бы знаешь, в каких переплетах я побывал?
– Знаю. Но должна расстроить тебя. Все только начинается.
– Час от часу не легче! – Я приподнялся на кровати. – Послушай, не надо вот этих мрачных прогнозов, я их ненавижу.
– Устала я. – Бабушка присела на кровать. – Ну и жара у вас, как вы только выдерживаете?
– Послушай, только не обижайся, я ужасно хочу спать.
– Нет уж, выслушай меня! Я не так часто с тобой вижусь. Ты совершенно неприспособлен к этой жизни!
– Ни хрена себе! – Я возмутился. – Я получал в полтора, а то и в два раза больше окружающих. Книжку написал, тысячу экземпляров раскупили за два месяца, этого что, мало? Да я сейчас с долгами расплачусь! Найду новую работу, и…
– Материалист несчастный! Книжку он написал… Работу он найдет… Думаешь, лучше будет?
– Сомневаюсь, – мрачно согласился я.
– И потом, неприспособленность к стране, к нравам, к эпохе – она в душе. А душу ничем не изменишь. Не место тебе здесь.
– Бред какой-то. Я такой же, как и все остальные. А если даже и нет, ну и что? Прожил же тридцать с лишним лет, чего тут расстраиваться. И деваться мне некуда, – Я зевнул. – Да ну эти разговоры на фиг, лучше расскажи о себе… Куда ты там летаешь… – Все попыло у меня перед глазами.
Утро, клочья тумана… А я все-таки выспался, ночная беседа с духами – сущая чепуха по сравнению с приступами тропической лихорадки. Как же все-таки прекрасна жизнь! Сопя, я начал выписывать чеки. Ах, сладострастная расплата с кредиторами… Я отнес толстую пачку конвертов к почтовому ящику, впервые за много месяцев вдохнул свободно и ощутил прелесть существования. Хотелось есть, наконец-то я могу не экономить… И не бояться…
Но что это? У торца здания стоял припаркованный «Кадиллак» черного цвета. На таких машинах ездят нефтяные миллионеры из Техаса, или древние старушки, обладающие солидным cостоянием. Нет, ни те, ни другие в нем не сидели. Из «Кадиллака» на меня пристально смотрели два русских мужика.
Я до сих пор удивляюсь: что уж такого особенного в нас, почему выходцев из России любой национальной принадлежности можно безошибочно определить в любой толпе? Первое время я думал, что дело в одежде. Рубашечка с надписью «Москва» на нагрудном кармане, стоптанные туфли. Нет, прошло уже много лет, и бывшие обитатели империи давно одеты во все импортное, начиная с нижнего белья, и заканчивая верхним.