Кризисное обществоведение. Часть 2

Кара-Мурза Сергей Георгиевич

Рис. 1. Кластер часто цитируемых и сильно связанных социтированием статей в исследовательской области «Рецептор инсулина» (1975 г.). В рамках — фамилия первого автора и дата публикации, в кружке — число полученных в 1975 году ссылок (по указателю Science Citation Index), на линиях — число социтирований в 1975 году

Таким образом, выявление исследовательской области как структурной единицы знания происходит в плоскости науки как информационной системы. В эту плоскость проецируется деятельность исследовательского сообщества (структурной единицы

науки как социальной системы), работающего в рамках определенной когнитивной структуры. Это сообщество соотносится с искомой исследовательской областью, «социальным субстратом» которой оно является. Взаимное соответствие всех трех структурных единиц разных срезов науки можно представить схемой (рис. 2).

Рис. 2. Схема взаимосвязи социальной (А), структурной («карта науки» — В) и когнитивной (С) плоскостей, на которые проецируется исследовательская область и разрабатывающее ее научное сообщество

Все эти три структуры хорошо организованы и описаны, все они коррелируют между собой, а информационная система научного сообщества документирована в научных журналах и материалах конференций и обеспечена аппаратом ссылок, который позволяет графически построить образ общности в ее динамике (зарождение, развитие, расщепление на дочерние сообщества или исчезновение).

Благодаря высокой доступности «следов» деятельности, научное сообщество стало излюбленным объектом исследований в социодинамике культуры (эти работы интенсивно велись с 70-х годов XX века в наукометрии и социологии науки). На этом объекте были отработаны приемы с широкими прикладными возможностями. Сложившийся при исследовании научных сообществ методологический подход, в общем, вполне приложим к изучению и других общностей, хотя и не с такой степенью точности.

Здесь мы говорим о «сгустках» исследовательской деятельности в достаточно четко очерченных структурных единицах. Но надо иметь в виду, что структурирование науки не является слишком жестким: границы исследовательских областей и направлений размыты, они «прорастают» друг друга, многие ученые принадлежат одновременно к нескольким исследовательским сообществам, а многие находятся в «переходном состоянии»: их тематика не вписывается ни в одну из сложившихся структурных единиц. Из таких находящихся в «диффузной» части науки работ могут возникнуть новые научные направления или эти работы будут втянуты в орбиту уже существующих исследовательских областей.

Мировая «популяция» научных работников оставляет около 4 млн человек. Отыскание в этой массе искомой общности, т. е. ученых, занятых исследованиями в интересующем нас направлении, 18 облегчается тем, что любое научное сообщество тесно связано со своим авангардом — той международной «бригадой» ученых, лидеров, которая работает на «переднем крае» науки. Лидеры не назначаются администрациями, не избираются на съездах — их «выдвигают», не сговариваясь и даже не осознавая этого шага, исследователи, вместе составляющие сообщество.

18

Таких структурных единиц науки в конце XX века насчитывали около 10 тыс.

Это — видимая, небольшая группа (в среднем она насчитывает около 2% от численности сообщества), «актив» научного сообщества. Она включает в себя: авторов открытий, давших начало новому направлению; ученых, давших теоретическую трактовку этим открытиям; тех, кто изобрел или нашел эффективные методы исследования нового предмета. Кто-то из них получает престижные премии, кто-то становится видным административным руководителем, кто-то пишет учебники и выступает в прессе, но эти положения они занимают как представители невидимого для публики сообщества, создающего массив ценного знания. И в то же время, можно сказать, что это сообщество создано пионерскими работами этого «актива».

В принципе, то же самое можно сказать об общностях в других сферах деятельности — вот что для нас важно.

Подобные группы, «представляющие» общность (актив), в разных сферах формируются по-разному. Но именно эти группы видны обществу, и их образ — язык, поведение, ценности и интересы, образ действий — приписывается стоящим за их спиной общностям. Если такая группа не образуется, то общность не видна, а значит, ее как социального явления не существует, ибо не имеет канонического образа «самой себя» и не может обрести самосознания. Она остается, перефразируя Маркса, «общностью-в-себе».

В последние десятилетия эти представления о формировании социальных (точнее, социокультурных) групп были развиты ведущими социологами, в частности, П. Бурдье. Общепринятым мнением эти представления воспринимаются болезненно. Мы привыкли «видеть» социальные общности как объективную реальность, хотя это — продукт нашего мыслительного конструирования образа реальности, а иногда и сложной теоретической работы. П. Бурдье сказал в интервью (1992 г.):

«Тот особый случай, который представляет собой проблема социальных классов, считающаяся уже решенной, очевидно, чрезвычайно важен. Конечно, если мы говорим о классе, то это в основном благодаря Марксу. И можно было бы даже сказать, если в реальности и есть что-то вроде классов, то во многом благодаря Марксу, или более точно, благодаря теоретическому эффекту, произведенному трудами Маркса» [26].

Для «сборки» менее крупной, чем классы, общности необходима конструктивная деятельность особой группы, которая выстраивает матрицу когнитивной, информационной и нормативной системы будущей общности (поначалу «общности в себе»). Так, например, возникают сообщества, которые на карте науки обозначаются как «научные направления» или «исследовательские области». Эти группы и представляют в социальном мире возникающую и развивающуюся общность (за это представительство чаще всего сразу возникает борьба, нередко приобретающая драматические формы, как например, в случае борьбы за представительство научного сообщества генетиков в СССР в 40-е годы XX века). П. Бурдье говорит:

«Я не устаю напоминать, приводя знаменитое название работы Шопенгауэра, что социальный мир есть также представление и воля. Представление в психологическом смысле, но еще и в театральном, в политическом, т. е. как делегирование, как группа уполномоченных представителей кого-либо. То, что мы рассматриваем, как социальную реальность, есть по большей части представление или продукт представления во всех смыслах этого термина. А социологический дискурс входит в первую очередь в эту игру, и с той особой силой, которую ему придает его научный авторитет. Когда речь идет о социальном мире, то говорить авторитетно значит делать: если, например, я авторитетно заявляю, что социальные классы существуют, я в значительной степени способствую тому, чтобы они существовали» [26].

Основательный обзор этих представлений (в основном по трудам Бурдье) опубликовали Ю.Л. Качанов и Н.А. Шматко [73]. Они пишут, ссылаясь на эти труды, о «бытийной недостаточности» группы, о необходимости для нее «делать себя», а не просто «быть собой»:

«Группу, мобилизованную вокруг общего интереса и обладающую единством действия, нужно производить, создавать путем постоянной целенаправленной работы — социально-культурной и в то же время политической — как через конструирование представлений (в широком интервале от номинаций и практических таксономий до идеологем, мифов и «научных» теорий) о группе, так и через репрезентирующие ее институции (от «групп давления», возникающих ad hoc, до ассоциаций, обществ и партий)» (см. [73]).