Кризисное обществоведение. Часть первая. Курс лекций
Шрифт:
Вследствие резкого снижения товарности сельского хозяйства крестьяне стали сами лучше питаться и смогли увеличить количество скота. Численность лошадей за 1917-1919 годы даже при больших реквизициях снизилась всего на 1,6%. На фоне той катастрофы, которая постигла остальные отрасли народного хозяйства, хозяйство села обнаружило в эти годы поразительную устойчивость; и крестьяне прекрасно понимали, что эта устойчивость обусловлена аграрной политикой советской власти, т. е. красных. Белые, которые с красными воевали, становились врагами крестьян по самым очевидным и фундаментальным причинам.
Разумеется, в руководстве Белого движения это понимали, но сил переломить ситуацию не было — слишком «массивным» и фундаментальным было противоречие. В этом смысле очень важен проект Врангеля, получивший название «левая политика правыми руками». Он был выработан на совещаниях правой антиденикинской оппозиции в феврале-марте 1920 года. Намечалось устранить от власти Деникина и либералов (кадетов) и передать власть монархистам (правым). Они должны были провести «левые» реформы, отдав крестьянам часть помещичьей земли. Епископ Севастопольский Вениамин заявлял на проповеди, что Деникина погубил «либеральный курс». Как «правитель Юга России» Врангель сформировал правительство в основном из сподвижников Столыпина и планировал провести в Крыму и Северной Таврии земельную реформу, укрепив середняков и кулаков за счет крупных поместий. Был издан «приказ о земле», и Врангель потребовал: «Армия должна нести крестьянам землю на штыках — вот психологическое значение приказа».
Этот новый вариант столыпинской реформы был легко блокирован помещиками и связанной с ними местной бюрократией. Да и крестьяне не желали покупать по высокой цене землю в рассрочку на 25 лет, считая это замаскированной формой возвращения земли помещикам. А главное, большинство крестьян не верило, что «одна губерния может одолеть всю Россию». Даже богатые крестьяне предпочитали выжидать. Помещики же сгоняли крестьян со своих земель, расправлялись с должниками, и пресечь это Врангель не мог. Для ведения войны пришлось реквизировать у крестьян хлеб и лошадей, насильно мобилизовать в армию. Это превратилось в открытый грабеж деревень и жестокие карательные рейды (в сентябре в селе Михайловке повесили 30 человек — уклоняющихся и тех, кто их прятал). Чины военно-судебного ведомства признавали, что «население местностей, занятых частями крымской армии, рассматривалось как завоеванное в неприятельской стране».
Начались вооруженные восстания, расстрелы заложников. В городах стихийно велась просоветская агитация. Запад обусловливал скудную экономическую помощь проведением наступательных операций на Украине в помощь полякам. Доктрина «левой политики правыми руками» оказалась мертворожденной. Классовый эгоизм помещиков и буржуазии и жажда немедленного реванша пересилили доводы рассудка. Уже в Константинополе Врангель признался: «В Крыму происходила гальванизация трупа. Все, что там делалось, было лишь искусственным поддержанием жизни умирающего организма». Эксперимент Врангеля — важный урок для наших реформаторов.
Таким образом, победа белых, даже если бы им в первые месяцы удалось задушить Советскую власть, означала бы длительную тлеющую, со вспышками, гражданскую войну. Белое движение было отвергнуто крестьянами и рабочими, составлявшими более 90% населения России. А крестьяне в то время и умели, и обладали возможностями для сопротивления длительного и упорного. Рано или поздно, но они «сожрали» бы белых, как за два месяца сожрали Колчака в Сибири без Красной армии. Но до этого Россия была бы обескровлена несравненно больше, чем при организованном устранении белых Красной армией. Даже страшно подумать, в какой хаос погрузились бы обломки России, если бы к власти пришла эта «мешанина кадетствующих и октябриствующих верхов и меньшевистско-эсерствующих низов». Это как если бы полную власть в нынешней России захватила, опираясь на штыки НАТО, мешанина из новодворских, немцовых и лимоновых, но упоенных кровью и приведенных в исступленное состояние.
10. Тип государственности и ее «прочность» определяются по тем программам, которые она способна выработать, объяснить и реализовать в чрезвычайных условиях, преодолевая множество препятствий, в том числе нового типа. Такие программы, помимо того что они разрешали критические срочные проблемы, служат для населения диагностическим инструментом для самоопределения в обстановке высокой неопределенности. Во время Гражданской войны Советское государство на этом фронте «переиграло» белых вчистую. Недаром большие программы того времени в 1980-1990-е годы активно очернялись или замалчивались.
В целом совокупность больших программ создания новых социальных форм, которые были начаты именно в ходе Гражданской войны, — особая важная глава истории России. Ее надо изучать в том числе и в прикладных целях. В этих программах было не просто накоплено огромное знание об обществе и государстве, особенно российском, но и сделано большое число изобретений. В ближайший период это знание и эта методология, приводившая к изобретениям, будут необходимы для России — выход из нынешнего цивилизационного кризиса станет возможным только через создание новых социальных форм, через творчество и синтез. Здесь мы коснемся только двух больших программ.
Едва ли не самая поучительная из них — военный коммунизм. Он стал отдельным важным этапом в экономической и социальной политике Советского государства, во многом повлиявшим на исход войны. Более того, на время он стал образом жизни мышления — это был особый, чрезвычайный период жизни общества в целом. Поскольку он пришелся на этап становления Советского государства, он не мог не оказать большого влияния на всю последующую его историю, стал частью той «матрицы», на которой воспроизводился советский строй.
Главные признаки военного коммунизма — перенос центра тяжести экономической политики с производства на распределение. Это происходит, когда спад производства достигает такого критического уровня, что главным для выживания общества становится распределение того, что имеется в наличии. Поскольку жизненные ресурсы при этом пополняются в малой степени, возникает их резкая нехватка, и при распределении через свободный рынок их цены подскочили бы так высоко, что самые необходимые для жизни блага стали бы недоступны для большой части населения. Поэтому вводится нерыночное уравнительное распределение.
На нерыночной основе (возможно, даже с применением насилия) государство отчуждает продукты, особенно продовольствие. Резко сужается денежное обращение в стране. Товары распределяются по карточкам — по фиксированным низким ценам или бесплатно (в Советской России в конце Гражданской войны даже отменялась плата за жилье, пользование электроэнергией, топливом, телеграфом, телефоном, почтой, снабжение населения медикаментами, ширпотребом и т. д.). Государство вводит всеобщую трудовую повинность, а в некоторых отраслях (например, на транспорте) — военное положение, так что все работники считаются мобилизованными.