Кризисное обществоведение. Часть первая. Курс лекций
Шрифт:
По мере того как жизнь входила в мирную колею и становилась все более и более городской, узкий набор «признанных» потребностей стал ограничивать, а потом и угнетать все более и более разнообразные части общества. Для них Запад стал идеальной, сказочной землей, где именно их ущемленные потребности уважаются и даже ценятся.
Крестьянская жизнь принципиально отличается от «городской» тем, что она обеспечивает интенсивное «потребление» духовных образов. Пахота, сев, уборка урожая, строительство дома и принятие пищи, рождение и смерть — все имеет у крестьянина литургическое значение. Жизнь в большом городе лишает человека естественных средств удовлетворения духовных потребностей и в то же время создает стресс из-за того, что городская организация пространства и времени противоречит его природным ритмам. Этот стресс давит, компенсировать его — жизненная потребность человека.
Кризис урбанизации тяжело переживался в ходе индустриализации всеми культурами. На Западе от него отвлекли резким неравенством и необходимостью борьбы за существование, а позже — созданием масс-культуры, дешевым массовым потребительством и суррогатами приключений. Массовая школа воспитывала большинство детей и подростков в мозаичной культуре, которая резко снижает духовные претензии человека.
На такое снижение запросов молодежи советское руководство не пошло, хотя в начале 1970-х годов подобные предложения, исходя из западного опыта, делались. Это решение не допустило снижения долговременной жизнеспособности нашего общества (на этом ресурсе постсоветские республики продержались в 1990-е годы); однако в краткосрочной перспективе СССР получил пару поколений молодежи, которые чувствовали себя обездоленными. Они были буквально очарованы перестройкой, гласностью, митингами и культурным плюрализмом. Прежнее руководство (да и старшие поколения советских людей) не понимали их страданий, вызванных неудовлетворенным «голодом на образы». О тех потребностях, которые хорошо удовлетворял советский строй в тот момент никто не думал (когда ногу жмет ботинок, не думают о том, как хорошо греет пальто).
Кризис мировоззрения был использован и углублен действиями антисоветской части элиты. Культурная программа перестройки была жесткой, массовое сознание испытало шок. У людей была подорвана способность делать связные рациональные умозаключения, особенно с использованием абстрактных понятий. Они затруднялись рассчитать свой интерес и предвидеть опасности.
Эта слабость сознания — оборотная сторона избыточного патернализма. Он ведет к инфантилизации общественного сознания в благополучный период жизни. Люди отучаются ценить блага, созданные усилиями предыдущих поколений, рассматривают эти блага как неуничтожаемые, «данные свыше». Социальные условия воспринимаются как явления природы, как воздух, который не может исчезнуть. Они как будто не зависят от твоей общественной позиции.
Говорят, что массы «утратили веру в социализм», что возобладали ценности капитализма (частная собственность, конкуренция, индивидуализм, нажива). Это мнение ошибочно. Очень небольшое число граждан сознательно отвергали главные устои советского строя. Чаще всего они просто не понимали, о чем идет речь, и не обладали навыками и возможностями для самоорганизации. Отказ от штампов официальной советской идеологии вовсе не говорит о том, что произошли принципиальные изменения в глубинных слоях сознания (чаяниях).
Советский тип трудовых отношений воспринимался в массовом сознании как наилучший, а в ходе реформы стал даже более привлекательным. В среднем 84% опрошенных считали в 1989 году, что обязанностью правительства является обеспечение всех людей работой, а в ноябре 1991 года это убеждение, которое в антисоветской пропаганде было одним из главных объектов атаки, выразили более 90%.
Самым крупным международным исследованием установок и мнений граждан бывших социалистических стран — СССР и Восточной Европы, — является программа «Барометры новых демократий». В России с 1993 года в рамках совместного исследовательского проекта «Новый Российский Барометр» работала большая группа зарубежных социологов.
В докладе руководителей этого проекта Р. Роуза и Кр. Харпфера в 1996 году было сказано: «В бывших советских республиках практически все опрошенные положительно оценивают прошлое и никто не дает положительных оценок нынешней экономической системе». Если точнее, то положительные оценки советской экономической системе дали в России 72%, в Белоруссии — 88% и на Украине — 90%. Оценки новой политической системы были еще красноречивее. Эти установки устойчивы и подтверждаются поныне.
Таким образом, крах СССР был следствием цивилизационного, мировоззренческого кризиса. Суть его в том, что советское общество и государство не справились с задачей обновления средств легитимации общественного строя в процессе смены поколений, не смогли обеспечить преемственность в смене культурно-исторического типа, которая происходила в ходе модернизации и урбанизации и совпала с кризисом выхода общества из мобилизационного состояния 1920-1950-х годов.
Эта последняя тема будет в дальнейшем обсуждена подробнее, а здесь заметим следующее. Культурно-историческим типом Н.Я. Данилевский назвал воображаемую надклассовую и надэтническую социокультурную общность, которая является носителем главных черт цивилизации. В моменты исторического выбора и переходных процессов (включая кризисы, войны, революции) она является выразителем главного вектора развития. Данилевский видел в этом типе очень устойчивую, наследуемую из поколения в поколение сущность — народ, как бы воплощенный в обобщенном индивиде.
Исходя из опыта XX века, мы изменяем его концепцию и считаем, что цивилизация является ареной конкуренции (или борьбы, даже вплоть до гражданской войны) нескольких культурно-исторических типов, предлагающих разные цивилизационные проекты. Один из этих типов (в коалиции с союзниками) становится в конкретный период доминирующим и «представляет» в этот период цивилизацию.
Трудный XX век Россия прошла, ведомая культурно-историческим типом, который начал складываться задолго до 1917 года, но оформился уже как «советский человек». Мы можем описать социальный портрет людей советского типа — с их культурой, ценностями, способностью к организации, к трудовым и творческим усилиям.
Советский тип сник в ходе мировоззренческого кризиса в 1970-1980-е годы, не смог организоваться и проявить волю во время перестройки и был загнан в катакомбы. Но ни КПСС, ни ВЛКСМ, ни государство не смогли (и даже не попытались) заместить на общественной арене этот культурно-исторический тип родственным ему типом, который продолжил бы реализацию советского проекта. Напротив, на арену с помощью всех ресурсов власти и провластной интеллектуальной элиты вывели тип-антипод. Мы можем подробно описать черты этого типа, который в 1990-е годы пришел на смену советскому человеку. Он и стал социальной базой режима Ельцина. Проблема эта не политическая, потому что доминирующий сегодня в России культурно-исторический тип нежизнеспособен. Он совершенно лишен творческого потенциала и не сможет «держать» страну.
Но это уже тема второй части курса.
Примечания
Выдержки из доклада см. также в Приложении.
ЛДПР получила 23,9% голосов, альянс коммунистов, аграриев и «Женщин России» — 31,1%, «Выбор России» — 14,5%, «Яблоко» — 7,3%.
Б. Грушин отметил, что «острое недоверие масс к власти, нежелание иметь любые контакты с правительством, и факт, что опросы идентифицировались с властью, объясняет, почему многие россияне не понимают роль опросов общественного мнения и не хотят быть искренними с интервьюерами». В январе 1994 г. он вышел из Президентского Совета, т. к. ощутил несовместимость своей позиции с ролью независимого организатора опросов.