Кронштадт-Таллин-Ленинград. Война на Балтике в июле 1941 – августе 1942 гг.
Шрифт:
Аэростат опять стали поднимать. Я уже вынул из замка цапфы. Смотрю: около аэростата два истребителя. Они подлетели к аэростату не небольшой высоте. Короткая очередь, взрыв, аэростат вспыхивает и падает. Над ним белеют два парашюта. Я бешено собираю замок, но поздно, истребители смылись. И ни одного выстрела по ним. Вот лопухи! Стоило нам поднять аэростат, и его уже сшибли, а у них висит уже больше месяца и хоть бы хны.
Ну, это будет для наших уроком.
Пришло приказание перейти нам в Механизированную гавань, где уже стоит «Свирепый», а другой эсминец стоит у мастерской. На наше место встанет «Комсомолец». Как ни хотелось, пришлось переходить. Часов в 17 встали на то место, где когда-то стояли. Вчера написал одно письмо домой, одно брату Жене, отдал их Ломко, а он забыл их опустить
24 сентября. Среда
Часов в 12 немцы первыми открыли огонь по эсминцу, стоявшему около мастерской. Разрывы снарядов с каждым залпом приближались к нему. Примерно после 15-го залпа, когда, казалось бы, что следующие залпы пойдут на поражение, эсминец быстро пошел в Морканал и ушел в устье Невы. А этим временем наш сосед «Свирепый» отошел от причала, что у нас по корме, встал посередине гавани метрах в пятидесяти по нашему левому борту и открыл огонь. Немец, конечно, перенес свой огонь на него. И бил довольно точно, потому что в нас не попал. Но чувствовали мы себя очень неуютно: вся палуба была залита водой от близких разрывов снарядов, в борту и надстройках пробоины, на палубе осколки снарядов, куски бетона от разрывов снарядов на стенке, все стекла на мостике выбило, хотя они раза в три толще обычных. В столовой и в конторке, что недалеко от нас на берегу, наклеенные крестами бумажные полосы, не уберегли стекла – все выбиты. Нам везет – еще ни одного из команды даже не ранило.
В начале обстрела немцами «Свирепого» подошли к нам два катера М0-506 и 507 с дымовыми шашками. Почему-то они пришвартовались к нам. Немецкие снаряды падали в нескольких метрах от нас, а значит, и от них. У них в рубках не осталось ни одного стекла, рулевые ранены. Пришлось им срочно уходить. Дымозавесу не ставили, хотя она в таких ситуациях могла бы защитить боевые корабли. Наконец ушел и «Свирепый». Немцы дали еще пару залпов и замолчали.
Мы уже давно заметили, что немцы бьют на выбор – только по боевым кораблям. Особенно, когда они открывают огонь по береговым целям. В порту стоят десятка два транспортов, вспомогательных судов, но им попадает редко, во время стрельбы по боевым кораблям; поэтому, когда поблизости от нас встает какой-нибудь эсминец, не только гражданская команда, но и наши ребята начинают ворчать. Похоже, немцы рассчитывают поживиться остатками нашего торгового флота…
Разогнав эсминцы, немцы обнаружили «Комсомолец», который встал на наше место у грузовой стенки. Хотя он стоял тихо-скромно, но, наверное, немцы разглядели на нем военно-морской флаг. Немецкая батарея стала нащупывать «Комсомолец». Постепенно разрывы снарядов приближались к нему, разрываясь то в воде, то на стенке. Один снаряд угодил в какой-то небольшой склад, и тот быстренько сгорел. Затем снаряды стали рваться вблизи корабля. Вот три снаряда, один за другим, разорвались на корабле, и на нем вспыхнули пожары. Дав еще 3-4 залпа, немец замолчал – «хорошего» помаленьку.
Во время обстрела «Комсомольца» нам пришло приказание: подойти к нему и взять на буксир. После долгих объяснений, что подставлять под снаряды такое большое судно неразумно, от нас отстали. После окончания стрельбы к «Комсомольцу» подошли два небольших буксира и увели его в Морской канал. И зачем его приводили сюда, куда немцы бьют прицельно каждый день?
Около нас стоит баржа, на которую молодые красноармейцы, лет 19-20-ти, грузят какие-то моторы. Вид их страшен: лица худющие, скулы торчат, под глазами синие круги, пилотки натянуты на уши, кисти рук до конца втянуты в рукава шинелей. Сегодня капитан-лейтенант получил письмо от моего отца. Дал мне его.
Я едва разобрал его почерк, который после болезни стал очень неразборчивый. Пишет, что три недели от меня нет писем, и дома беспокоятся. Просит узнать у меня, что я думаю об окончании школы? Я то думаю, что ничего из этого сейчас не выйдет. Надо ждать окончания войны.
В 21.15 отдаем швартовы и куда-то уходим. И я иду спать.
25 сентября. Четверг
В 2.30 меня разбудил Ломко. Команда: «Все наверх!» Вышел, темнота, тишина. С правого борта возвышаются какие-то две высокие вышки. Где мы находимся – никак
Теперь я разобрался в обстановке: около нас стоит здоровый плавучий док. Мы стоим ютом к буму. Это на том месте, где мы стояли в первый раз. Оказывается, мы ждали всю ночь буксир «Октябрь», чтобы вместе буксировать док, но «Октябрь» прошел куда-то мимо. В 4.30 отдаем швартовы и идем на старое место. Встречаем «Комсомолец», который буксируют вверх по каналу. «Ермака» на месте уже нет, куда-то ушел. Часов в 6, еще до рассвета, встали на прежнее место.
В 8 часов сменился, но поспать так и не удалось. Воздушная тревога! Недалеко в облаках летают три «юнкерса»: то появятся, то скроются. Снова тишина. Решил разобрать замок. Вынул, разобрал, убрал лишнюю смазку, а то при стрельбе брызгает и в лицо, и на форму. Только успел собрать, увидел те три «юнкерса», которые теперь шли на нас. Дал два выстрела. Один снаряд лег хорошо. Самолеты отвернули и ушли. Вчера привезли аккумуляторы для прицела к орудию. Приладил их на место. Теперь можно стрелять и ночью. А сейчас капитан-лейтенант ругается – прочему я стрелял без разрешения. А его в это время на палубе не было.
В 11 часов старшина с Афанковым и Кошелем пошли в военпорт. Пришлось мне с 16-ти снова заступать на вахту. В 17.30 капитан-лейтенанта к телефону на стенку. А он в бане. Хорошо, что пришел старшина и пошел вместо него.
Опять пойдем ночью кого-то буксировать. Около 23-х меня подменили, и я лег спать.
26 сентября. Пятница
Разбудили в 4 часа на вахту. Стоим с Жентычко.
Пока я спал, вот что произошло: в 23 часа снялись со швартовых и снова пошли к Морскому каналу. Сюда буксиры притащили «Полтаву», вернее то, что от нее осталось. Из истории Балтийского флота помню, что этот корабль был один из четверки самых мощных в мире линейных кораблей в период 1-ой мировой войны: «Полтава», «Севастополь», Гангуг» и «Петропавловск».
Последние три и сейчас служат и воюют, сменив имена. Я думал, что «Полтаву» давно разобрали на лом. Оказывается, не успели, коробка-корпус еще остался, и вид ее очень солидный. А лишившись всех рубок, труб, артиллерийских башен и всех надстроек, корпус его стал выше метра на 3-4, чем у «живых» его собратьев – «Марата» и «Октябрины».
Так вот, корпус «Полтавы» мы с «Октябрем» должны отбуксировать в Кронштадт. Зачем он там нужен? Наверное, на металлолом. На нем всего несколько человек: охрана, для принятия и отдачи буксирных тросов. Подошли осторожно кормой к его носовой части, подали буксирный трос. «Октябрь» подал буксир на корму, и двинулись самым малым. Впереди нас шел буксир «Зюйд» с лоцманом. Около 3.30 наши заметили, что корму «Полтавы» заносит к северному берегу канала. Стали кричать в мегафон, чтобы на «Октябре» удерживали корму, но ответа не дождались. Вахтенный с «Полтавы» сообщил, что «Октября» сзади нет. Когда он ушел, никто в темноте не видел. Дальше случилось то, что и должно было случиться: корма «Полтавы» под острым углом села на грунт у северного берега, а нос, несмотря на то что мы его тянули посередине канала, уткнулся в южный берег.
Вот после того, как «Полтава» перегородила канал, я и вышел на вахту. Нам тоже грозит опасность сесть кормой на грунт у южного берега. Попросили «Зюйд» помочь нам снять с мели носовую часть «Полтавы». Тужились, тужились – ни с места. Масса такой громадины даже на малом ходу здорово врезалась в берег. Теперь канал перегорожен надежно – не только нам, но и «Зюйду» в Ленинград не вернуться. Время уже 5 часов, скоро будет светать, немцы днем никому не дают проходить по каналу. На «Полтаве» больше получаса отдавали буксирные концы. Наш капитан-лейтенант даже охрип, ругаясь. «Зюйд» снял команду с «Полтавы», и мы двинулись в Кронштадт. На востоке небо начинает светлеть. В конце огражденного канала, где стояла в бухточке «Октябрина», полузатопленный буксир. Наверное, он затаскивал, устанавливал «Октябрину» в эту бухточку – артиллерийскую позицию линкора и погиб при последней бомбежке линкора на этом месте.