Крошка Доррит. Книга 1. Бедность
Шрифт:
— Я полагал, — возразил тот, — что вы, быть может, уже получили извещение из Парижа…
— Мы не получали никакого извещения из Парижа относительно Бландуа, — сказал Иеремия.
— Нет?
— Нет.
Иеремия стоял в своей любимой позе. Улыбающийся мистер Бландуа распахнул свой плащ и засунул руку во внутренний карман, но остановился и с улыбкой в искрящихся глазах, которые показались мистеру Флинтуинчу слишком близко поставленными друг к другу, заметил:
— Как вы похожи на одного моего приятеля! Не точка в точку, положим, как мне показалось в первую минуту, в чем считаю долгом извиниться и извиняюсь, с вашего позволения, — готовность
— В самом деле? — буркнул Иеремия довольно нелюбезно. — Но я ниоткуда не получал никакого рекомендательного письма ни о каком Бландуа.
— Так, — сказал незнакомец.
— Так, — подтвердил Иеремия.
Мистер Бландуа, ничуть не обескураженный такою небрежностью со стороны корреспондентов фирмы Кленнэм и Ко, достал из кармана записную книжку, вынул из книжки письмо и подал его мистеру Флинтуинчу.
— Вы, без сомнения, знакомы с этим почерком. Может быть, письмо говорит само за себя и не требует рекомендаций. Вы гораздо более компетентный судья в этих делах, чем я. На мою беду, я не столько деловой человек, сколько джентльмен, как выражаются (произвольно) в свете.
Мистер Флинтуинч взял письмо с парижским штемпелем и прочел:
«Рекомендуем вашему вниманию, по рекомендации одного весьма уважаемого корреспондента нашей фирмы, г-на Бландуа из Парижа», — и пр. и пр. «Все услуги и внимание, которое вы можете ему оказать», — и пр. и пр. «Прибавим в заключение, что, открыв г-ну Бландуа кредит в размере пятидесяти (50) фунтов стерлингов», — и пр. и пр.
— Очень хорошо, сэр, — сказал мистер Флинтуинч. — Присядьте. В пределах, доступных нашей фирме, мы ведем дела на старинный лад, без блеска и треска, на прочном основании, мы будем рады оказать вам всяческие услуги. Я вижу по штемпелю письма, что мы еще не могли получить уведомления. Вероятно, оно прибыло с запоздавшим пароходом, на котором прибыли и вы.
— Что я прибыл с запоздавшим пароходом, сэр, — отвечал мистер Бландуа, проводя белой рукой по своему ястребиному носу, — я знаю по состоянию моей головы и желудка; отвратительная и невыносимая погода дала себя знать им обоим. Вы встретили меня в том же виде, в каком я сошел с парохода полчаса тому назад. Я должен был явиться давным-давно, и тогда бы мне не пришлось извиняться; теперь прошу извинения, с вашего позволения, за несвоевременный визит и за то, что я напугал, — впрочем, нет, вы сказали, не напугал, вторично прошу извинения, — почтенную больную леди, миссис Кленнэм.
Нахальство и самоуверенно-снисходительный тон много значат, так что мистер Флинтуинч уже начинал находить этого господина не на шутку важной особой. Не сделавшись от этого более уступчивым, он поскреб пальцами подбородок и спросил, чем может служить господину Бландуа в настоящее время, когда дела кончены.
— Вот что, — отвечал этот джентльмен, пожав плечами, — мне нужно переодеться, закусить и выпить чего-нибудь и поместиться где-нибудь на ночь. Будьте добры указать мне гостиницу. Я совершенно незнаком с Лондоном. Цена не играет для меня роли. Чем ближе, тем лучше. В соседнем доме, если есть.
— Для джентльмена с вашими привычками, — начал мистер Флинтуинч, — не найдется подходящей гостиницы поблизости…
Но мистер Бландуа перебил его:
— К чёрту мои привычки, почтеннейший, — сказал он, щелкнув пальцами. — У гражданина мира нет привычек. Правда, я джентльмен, какой бы там ни было, — этого не стану отрицать, — но я человек без предрассудков и обхожусь без всяких стеснительных привычек. Чистая комната, горячий обед, бутылка не очень прокисшего вина — вот всё, что мне требуется. Но требуется до зарезу, и ради этого я не собираюсь сделать ни одного лишнего шага.
— Тут есть поблизости, — сказал мистер Флинтуинч как-то особенно осторожно, встретившись на мгновение взглядом с беспокойными, сверкающими глазами мистера Бландуа, — тут есть поблизости таверна, которую я могу рекомендовать, но она не отличается хорошим тоном…
— К чёрту хороший тон, — сказал мистер Бландуа, махнув рукой. — Потрудитесь проводить меня в вашу таверну (если это не слишком затруднит вас), и я буду вам бесконечно обязан.
Мистер Флинтуинч надел шляпу и со свечой проводил гостя в переднюю. Тут, поставив подсвечник, он вспомнил о больной и сказал, что ему нужно предупредить ее о своей отлучке.
— Будьте любезны, — отвечал незнакомец, — передать ей мою карточку и прибавить, что я был бы счастлив лично засвидетельствовать свое почтение миссис Кленнэм и извиниться за беспокойство, которое причинило мое появление в этом мирном убежище, если только она соблаговолит принять меня, после того как я переоденусь и подкреплю свои силы.
Иеремия отправился с этим поручением и, вернувшись, сказал:
— Она будет рада принять вас, сэр; но, сознавая, что комната больной не может представлять ничего привлекательного, просит меня передать вам, что не будет в претензии, если вы предпочтете уклониться от визита.
— Уклониться от визита значило бы проявить невнимание к даме, — возразил галантный Бландуа, — а проявить невнимание к даме значило бы обнаружить нерыцарское отношение к прекрасному полу; рыцарское же отношение к прекрасному полу — одна из черт моего характера.
Высказав свои рыцарские взгляды, он перекинул через плечо запачканную грязью полу своего плаща и последовал за мистером Флинтуинчем в таверну, захватив по дороге своего носильщика с чемоданом, дожидавшегося у ворот.
Таверна оказалась очень скромной, но снисходительность мистера Бландуа не имела границ. Она была слишком объемиста для тесного помещения, в котором приняли его хозяйки, — вдова с двумя дочерьми, — стоявшие за прилавком; не могла уместиться в выбеленной комнатке с этажеркой, куда его пригласили сначала, и совершенно наполнила собой маленькую парадную гостиную, где он поместился наконец. Здесь, переодевшись, причесавшись, в надушенном белье, с большими перстнями на обоих указательных пальцах, мистер Бландуа, поджидавший обеда, развалясь на кушетке под окном, поразительно и зловеще напоминал (несмотря на разницу в обстановке и костюме) некоего г-на Риго, который когда-то точно так же поджидал завтрака, развалившись на выступе окна с железной решеткой в отвратительной марсельской тюрьме.
Его жадность за обедом тоже точь-в-точь напоминала жадность г-на Риго за завтраком. Та же хищная манера придвигать к себе все блюда зараз и, пожирая одно, пожирать глазами остальные. То же грубое себялюбие и полнейшее невнимание к другим, сказывавшееся в бесцеремонном обращении с хозяйскими вещами, с подушками, которые он подкладывал под ноги, с чистыми чехлами, которые он безжалостно мял своим грузным туловищем и огромной черной головой. Те же мягкие гибкие движения рук, напоминавших руки, цеплявшиеся за решетку тюрьмы. Когда же он наелся до отвала и, облизав свои тонкие пальцы, вытер их салфеткой, — для полноты сходства недоставало только виноградных листьев.