Кроссовки для Золушки
Шрифт:
– Ну знаешь, батюшка! Потом я к тебе приду на исповедь, и ты будешь меня увещевать, что врать грешно?
– Ну не так уж я и соврал, - Димка поставил кроссовки обратно на стул. – Ты сама мне говорила: спорим, мол, весь Петров пост выдержу, а потом пришла и плакалась, что пирог с мясом съела.
– А как насчет тайны исповеди?
– Так ты и маме об этом говорила.
После чая мы вывели детвору на прогулку. Лешка уснул в коляске, Лиза ковырялась в песочнице, а мы сидели на скамейке и думали, что делать. Кроссовки у меня на ногах деликатно помалкивали.
– Знаешь, если
– Вот спасибочки-то! – обиделись кроссовки.
– А ты поставь себя на мое место!
– Н-да!..
Как только я поняла, что с головой у меня все в порядке, кроссовки показались мне вполне милыми. Да, ситуация, конечно, не рядовая, но все же лучше рядовой шизофрении.
– Ты, Кать, не особенно-то веселись, - одернул меня Димка. – Ничего веселого я не нахожу. Тут только два варианта, и оба проблемные. Либо в твоих тапочках сидит бес, либо это колдовство. Что тебе больше нравится?
– Ничего не нравится. Делать-то что будем?
– Если бы я был уверен в первом варианте, то настоятельно посоветовал бы избавиться от них, несмотря на всю мягкость и удобность. И несмотря на все жалобные речи, - сурово добавил Димка, перебивая кроссовки, которые попытались было что-то вставить. – Но дело в том, что на сто процентов я не уверен.
– Знаешь, беса я еще с натяжкой могу допустить, но вот колдовство… Если бы не слышала всю эту музыку своими ушами, ни в жизни бы не поверила. Да и кто бы поверил? Хотя сейчас кругом сплошные маги и колдуны, куда ни плюнь, но ведь это же натуральные жулики! Ладно еще всякие там проклятья и порчи, это все биоэнергетика, но превратить человека в вещь…
– Ты глупая, как паровоз! Не все колдуны и маги – жулики. Да, большинство. Но есть и настоящие. Просто действуют они все той же бесовской силой, существование которой ты, хоть и с натяжкой, но допускаешь. Между прочим, есть такое хрестоматийное выражение, что даже самый крохотный бес одним когтем может перевернуть землю. Если бы Бог позволил. Катюша, все эти заклятья-проклятья действительно не выдумка. Ты же церковный человек, жития святых знаешь. Вспомни, к примеру, Никиту Новгородского, того же Серафима Саровского, как к ним бесы приступали. А уж про обычных людей, которые от Божьей помощи сами отказались, что говорить! Попробуем сделать вот что. Сейчас сдадим маме детей и поедем в храм. Сегодня там выходной, никого, кроме сторожа, нет. Попробую я твои кроссовки отчитать.
– А я думала, только людей бесноватых отчитывают.
– Обычно да. Но согласись, случай не совсем обычный. Впрочем, это и не совсем отчитка будет. Настоящую-то я не имею права делать.
– Почему? – удивилась я. – Для этого что, нужно специальное разрешение?
– Конечно. Только по благословению архиерея. Это очень серьезная процедура. И опасная. На всю страну хороших специалистов, может, с десяток наберется. Обычно это или монахи-девственники, или очень опытные иереи. Я знаю только двоих, да и то не лично. Один в Витебске живет, отец Антоний, к нему одна моя прихожанка дочку возила. Еще один где-то на юге, то ли в Пятигорске, то ли в Минводах. Есть, конечно, такие, кто и без благословения пытается, но результат обычно нулевой. А то и сами плохо кончают.
Когда мы добрались до церкви, солнце уже садилось. Его лучи играли на позолоченной луковице главки, которая стояла у ворот – ее только еще предстояло установить. Церковь окончательно не достроили, и внутри, и снаружи вели отделку, но престол уже освятили и службы шли.
Поговорив со сторожем, Димка открыл двери храма. Мы зашли вовнутрь, и он скрылся в алтаре, а я подтащила к аналою с праздничной иконой складной стол и постелила перед ним коврик.
Стены храма были еще не расписаны, клиросы – в лесах, пол – голый цемент. Гулкое эхо постоянно раздражало певчих. Тем не менее прихожан становилось все больше и больше: Димку приняли и полюбили. Сердобольные прихожанки очень его жалеют, а уж Лизка с Лешкой и вовсе всеобщие любимцы.
Димка вышел из алтаря в епитрахили поверх повседневной рясы, вынес требник, распятие и свечи.
– По-хорошему, - сказал он, раскладывая все принесенное на столике, - для начала надо бы нас с тобой отчитывать. Возможно, это нас бесы крутят. Но предположим, что все-таки нет. Поскольку настоящую отчитку делать я не могу, отслужим молебен с акафистом священномученику Киприану и с его же особой молитвой. Только учти, это очень долго. Ты вообще-то про Киприана знаешь что-нибудь?
– Только имя, - созналась я. – И что ему молятся в паре с мученицей Иустиной.
– Киприан был колдун. По слухам даже душу дьяволу продал. Как-то раз к нему пришел некий молодой человек по имени Аглаид, которому понравилась девушка Иустина. Она была христианка, девственница и на все Аглаидовы поползновения отвечала категорическим отказом. Парень сходил с ума и решил прибегнуть к колдовству. Киприан наслал на Иустину блудных бесов, чтобы та сама прибежала к Аглаиду. Но она стала усиленно молиться, и бесы вернулись к Киприану с жалобой, что против поста, креста и молитвы они бессильны. Тогда Киприан уверовал, крестился и даже стал священником. И Аглаид тоже стал христианином. А потом Киприану и Иустине отрубили головы. Им молятся о защите от чародейства.
– Понятно. А мне что делать? – спросила я, снимая кроссовки и становясь босиком на край коврика. Вообще-то я чувствовала себя крайне неуютно, потому что никогда еще не была в церкви в таком виде: в джинсах и с непокрытой головой.
– Как что? Свечи зажигать, читать за чтеца, петь. Ну, с Божьей помощью!
Димка поставил кроссовки на покрытый полотенцем столик, открыл требник и начал читать. Я стояла с зажженной свечой, там, где надо, вступала, пела «за лик» – то есть за хор. Время шло, ничего не происходило, кроссовки молчали.
Когда я только начинала ходить в церковь, службы казались мне бесконечными. Но потом я узнала, что за чем идет и что обозначает, и теперь только ноги напоминают, что служба – это не только радость, но и труд. Но отчитка, пусть даже и не совсем настоящая – это было для меня чем-то новым и совершенно незнакомым. Часы на руке я не ношу, мобильник лежал в сумке, и я уже думала, что мы останемся здесь до утра. Но Димка как-то совершенно неожиданно прочитал отпуст и дал мне поцеловать распятие.