Крот 3. Сага о криминале
Шрифт:
…Вован и Важа бродили по разрушенным коридорам офиса. Выбитые стекла, иссеченные пулями стены, развороченные взрывами комнаты.
Сирены милицейских и пожарных машин перекликались между собой, по коридорам туда-обратно бегали озабоченные люди, ржали испуганные лошади, кое-где выбивался огонь пожара.
Вован плакал, растирая слезы по мокрому лицу.
– Но я же не хочу воевать. Не хочу больше стрелять. А меня заставляют… Ну когда это кончится?
Подбежал
– Владимир Иванович, много раненых и убитых лошадей. Что с ними делать?
– Сейчас иду. Сейчас, – ответил директор, перевел взгляд на Важу. – Вахтанг?
– Да, – кивнул тот.
– Уверен?
– Знаю. Не думал, что решится на такое… И я ему этого не прощу.
Во двор въехало несколько джипов, из них быстро выбрались Кузьмичев, Старков, Костя.
Они отыскали Вована в конюшне возле тревожно ржущих лошадей. Сергей подошел к другу, обнял.
– Держись. Мы свое возьмем.
В сторонке стоял Важа и полными горя глазами смотрел на происходящее.
Анонс на телевизионном экране бил жестко, коротко и интригующе. Сначала шло несколько «стреляющих» титров под мощную музыку:
И после титров – фрагменты из самой программы.
Бритоголовые, громящие улицы Сибирска.
Собрание бритоголовых в зале. Выступление перед ними Зуслова.
Затем выступление Жилина по Сибирскому телевидению.
И после этого снова бритоголовые, громящие улицы, витрины магазинов, рынки. Милиция, избивающая бритоголовых. Раненые на асфальте, кровь на асфальте…
…Толпа скинов – около тысячи человек – полукругом оцепила здание телекомпании, парни выкрикивали проклятия и брань, пытались прорвать милицейский кордон, бросали камни, размахивали железными прутами.
– По-ка-жись, Кузь-ма! По-ка-жись, Кузь-ма! По-ка-жись, Кузь-ма! – скандировали собравшиеся.
Потом:
– Су-ка! Су-ка! Су-ка!
– У-блю-док! У-блю-док! У-блю-док!
И снова:
– По-ка-жись, Кузь-ма! По-ка-жись, Кузь-ма!
Раздались призывы милиции, усиленные динамиками, пошли в ход резиновые дубинки.
– Освободить площадь! Освободить площадь! Приказываю – разойтись! Приказываю – разойтись!
И в ответ:
– Су-ки! Су-ки! Су-ки!
– Ви-ват Рос-си-я! Ви-ват Рос-си-я! Ви-ват Росси-я!
Поодаль, метрах в пятистах от главных событий, в черном «БМВ» сидели Зуслов и Гамаюн.
– Распорядись, чтобы начинали отходить, – сказал Алексей Иванович.
– А не рано ли? – усомнился Гамаюн.
– Как бы не было поздно. Мальчики заведутся, потом их не остановишь. Могут быть жертвы. А нам перед съездом это ни к чему.
Гамаюн посигналил кому-то фарами, к ним тут же подкатил автомобиль с тонированными стеклами. Гамаюн приказал высунувшемуся из кабины парню:
– Начинайте отходить.
– Может, еще минут десять?
– Начинайте отходить!
– Есть.
Автомобиль укатил, Гамаюн повернулся к Зуслову:
– А если завтра программа все-таки выйдет в эфир?
Тот помолчал, пожевал тонкими сухими губами, усмехнулся:
– Программа не выйдет. У меня кое-что припасено.
Любаня стояла перед Зусловым, бледная, спокойная, достойная. Смотрела на шефа преданно, внимательно.
– Ты все поняла? – спросил он.
– Да.
– Ты понимаешь, что идешь на смерть?
– Да.
– И понимаешь, во имя чего?
– Да.
– Сформулируй.
– Во имя будущего, во имя России, во имя моего народа.
– Тебе не страшно?
– Нет.
– Ты ни в чем не сомневаешься?
– Нет.
– У тебя есть еще шанс передумать.
– Нет.
Зуслов подошел к ней, обнял, поцеловал в голову.
– Спасибо, моя девочка… Твое имя будет вписано золотыми буквами в историю Отечества.
Отстранил от себя, пристально посмотрел девушке в глаза.
– А меня прости. Я любил тебя.
Она кивнула:
– Я простила.
Алексей Иванович еще раз поцеловал ее, встал перед нею на колени, прикоснулся губами к чуть выступающему животу.
– Я благословляю тебя.
Любаня вышла из кабинета Зуслова, увидела Леху, поджидающего ее. Остановилась, просветленно и легко улыбнулась ему.
– Ты прямо как хвостик за мной…
– Чего он от тебя хотел? – спросил тот.
– Я уезжаю, – сказала девушка.
– Куда?
– В командировку.
– Куда?
Она провела ладонью по его лицу.
– Дурачок… Ты же знаешь, что я не скажу. Нельзя говорить.
– Но мне можно?
– Тебе тем более нельзя.
– Почему?