«Крот» в окружении Андропова
Шрифт:
Новый 1940 год Зоя Ивановна Рыбкина встречала в семейном кругу в Москве. Центр положительно оценил ее работу в Финляндии. Да и финская контрразведка со спокойным сердцем сдала в архив дело «Ярцевой Александры Николаевны» (почему-то именно так она у них проходила) с пометкой: «Никаких оперативных сведений против нее не было получено».
…«Затея». Так называлось литерное дело, в котором концентрировались наиболее важные оперативные данные о немецкой военной угрозе Советскому Союзу. Материалы литерного дела регулярно докладывались Сталину и учитывались им как для развития контактов с Гитлером, так и для противодействия замыслам Берлина, наносящим ущерб интересам Москвы. Так, в апреле 1941 года Хозяину, как называли Сталина
«Затея» родилась благодаря инициативе Рыбкиной, которой по возвращении из Хельсинки на Лубянку было поручено отслеживать развитие всех основных тенденций политики Берлина, выискивать ее слабые места.
…Граф Нелидов, бывший офицер царской, а затем белой армии, один из опытнейших агентов абвера. По заданию адмирала Канари-са принимал участие в стратегических играх германского генштаба в 1936–1937 годах. А в 1939-м, накануне нападения гитлеровцев на Чехословакию, выезжал туда со специальным разведывательным заданием. Затем с аналогичной миссией был направлен в Польшу. Однако накануне вторжения немцев был арестован польской контрразведкой и помещен во львовскую тюрьму. Когда же Львов, как и вся Западная Украина, стал советским, Нелидова доставили в Москву.
На Лубянке не сомневались в том, что бывший граф располагает бесценной информацией о военно-стратегических замыслах гитлеровского руководства, найти к нему должный подход, «разговорить» графа поручили Рыбкиной.
— Ко мне в кабинет конвоир привел Нелидова из внутренней тюрьмы. Это был человек лет пятидесяти, невзрачный на вид, с проседью в аккуратно подстриженных волосах. Вел он себя как-то по-лакейски. «Да-с», «никак нет-с», «как прикажете, гражданин начальник».
…Я устроила его в смежной комнате, и мы договорились, что он подробно, во всех деталях, опишет военные игры, в которых участвовал, тщательно изложит военные действия, предполагаемые Германией против СССР. Нелидов попросил дать ему возможность представить свой материал в виде начерченных карт-схем. «Для наглядности и точности», — отрапортовал он.
Работал он, как и я, с утра до шести вечера, потом перерыв часа на три и вслед за тем вновь на служебном месте до двух-трех часов ночи, вернее, уже утра. Обед ему приносили из нашей столовой, и когда он увидел нож и вилку, то отодвинул их и робко произнес: «Но это мне не положено».
Сперва в нем чувствовалась скованность и даже растерянность. При моем появлении он вскакивал с места, держал руки по швам. Но постепенно я отучила его от привычки прибавлять к каждому слову букву «с», разрешила называть меня Зоей Ивановной, а не «гражданином начальником», и сама обращалась к нему по имени-отчеству — Александр Сергеевич.
…Отчетливо помню на его первой карте-схеме синие стрелы, направленные на границу Белоруссии.
— В одной из последних военных игр Минск предполагалось занять на пятый день после начала немецкого наступления, — пояснил Нелидов.
— Как это на пятые сутки? — Рассмеялась я.
Он смутился и принялся клясться всеми богами, что именно так было рассчитано самим Кейтелем во время последней игры.
…Когда я показала Филатову эту карту, начерченную Нелидовым, генерал чертыхнулся: «Ну и заливает же этот подонок. На пятый день уже и Минск».
…В первых числах июня 1941 года я передала заместителю начальника Генерального штаба, начальнику Главного разведывательного управления Филиппу Ивановичу Голикову карты-схемы, начерченные Нелидовым.
— Итак, они решили врезаться клиньями… Это весьма и весьма интересно. И, подумайте, на пятый день намерены забрать Минск. Ай да Кейтель, силен, — сыронизировал Филипп Иванович».
Отношение к Нелидову и его картам-схемам заметно изменилось, когда немцы заняли Минск на шестой день войны. Для подробных бесед с ним на Лубянку зачастили тот же Голиков и начальник оперативного управления Генштаба генерал-майор Василевский.
Они были поражены осведомленностью Нелидова, его знанием искусства управления войсками, отличной памятью на размещение армейских группировок, номера разного рода дивизий, калибры и число орудий. Бесценными были его характеристики настроений и взаимоотношений в среде высшего командования Германии. Что же касается Зои Ивановны, то она уподобилась тому мавру, который сделал свое дело.
В один из октябрьских дней 1941 года Рыбкину вызвали к наркому. «Он поинтересовался, чем я занимаюсь. Я ответила, что готовлюсь идти работать в тыл.
— В качестве кого?
— Железнодорожной сторожихой на переезде. Нарком рассмеялся: — немцы такую сторожиху арестуют и расстреляют. — И уже серьезно добавил, — ехать вам надо в Швецию».
В Стокгольм она отправилась вместе с мужем. Он — резидентом. Она — его заместителем. «Кин» [3] и я прибыли в здешнюю резидентуру практически на пустое место и начали обзаводиться нужными связями и агентурой». По свидетельству Павла Судоплатова, «супруги пользовались большой популярностью среди дипломатов в шведской столице. Русскую красавицу знали там как Зою Ярцеву, блиставшую не только красотой, но и прекрасным знанием немецкого и финского языков, великосветскими манерами, умением быть интересным собеседником. Рыбкин же обладал тонким чувством юмора и был великолепным рассказчиком».
3
Оперативный псевдоним Б. А. Рыбкина. (Прим. авт)
Вскоре в Центр потекла информация. О зондажных попытках немцев по заключению мирного соглашения с Соединенными Штатами и Великобританией без участия Советского Союза; о расширении производства «тяжелой воды» на заводах компании «Норск гидро» и ее тайной транспортировке в Германию для изготовления «сверхсекретного оружия, способного уничтожать все живое». Так Москва впервые узнала о том, что немцы форсируют работу по созданию атомного оружия. Через новых знакомых Рыбкиным удалось заключить секретную сделку о поставках в Советский Союз высококачественной шведской стали в обмен на русскую платину. Действия банка, обеспечившего эту сделку, шли вразрез с официально провозглашенным Швецией нейтралитетом, но платина сделала свое дело.
— Вдруг мы получаем сверхоперативное задание Центра: немедленно подыскать подходящего человека, которому можно доверить передачу для «Красной капеллы» нового шифра и кварцев для радиостанции. Мы понимали всю важность и ответственность задания. Тем более, что срок нам был дан архикороткий — две недели».
Выбор пал на шведского промышленника — «Директора», как окрестила его Зоя Ивановна. Она вышла на него через его жену, русскую по происхождению, но родившуюся в Швеции. «Директор» произвел на Рыбкиных самое благоприятное впечатление: спокойный, рассудительный, до щепетильности порядочный и, главное, человек слова. Немаловажным было и то, что он в любое время мог выехать в Германию по своим коммерческим делам. Но «бизнесом», о котором говорили с ним Рыбкины, ему еще не приходилось заниматься. Тем не менее он согласился выполнить просьбу своих новых друзей.