Кровь алая (сборник)
Шрифт:
– Вроде бы Гораев мужик крепкий, терпеливый, чего вдруг расклеился? Или в верхах штормит, Россию поделить не могут?
– Не слышал, – Авдеев вновь наполнил рюмку, – а тебе все шуточки. Россия не девка, чтобы из-за нее драться.
– Я так сказал, – Гуров поднялся, достал вторую рюмку, – и на Россию они плевать хотели, их место у камелька волнует. Так ведь Гораев так близко устроился, аж дымится.
– Последний шаг – он трудный самый.
– У поэта подворовываешь. Для меня спикер человек чужой, а ты хоть и не родной, однако и не посторонний. Колись, может, помогу?
– У меня не служебное, оставим, – Авдеев
– Возможно, вполне возможно, – согласился Гуров, и если бы не разучился краснеть, то стал бы от стыда пунцовым. Такой кукиш под носом не увидел! Не сыщик, а дерьмо на палочке! Мотив! Мотив! Пугают, силу выказывают, демонстрируют беспредел! А Оксану Строеву выбрали потому, что спикер девушку лично знал.
– Чего задумался? – спросил Авдеев.
– Понял, что ты умный, а я наоборот, и грустно стало, завидно, – признался Гуров. – Может, тебе и рука, державшая пистолет, известна? Тогда чего я тут делаю? Заберу бритву и зубную щетку и на Тишинский рынок карманников выявлять да задерживать.
Авдеев снова погрустнел, криво улыбнулся:
– Много чего бы отдал, лишь бы убраться к чертовой матери! Но сюда, Лев Иванович, без приглашения не пускают и без приказа не выпустят.
– Трусоват ты, Никола! Дисциплина, служба – все верно, однако причину найти всегда можно, известно, у нас нет незаменимых.
– Ты сам за себя, а надо мной господь и долги, я рисковать права не имею. И хватит об этом! Чего делать-то будем? Ты бумажки припрятал, версию имеешь?
Гуров собрался ответить, мол, самое простое дело – строить версии и воздушные замки, но зазвонил телефон.
– Полковник Гуров, – сказал он, сняв трубку.
– Лев Иванович, вас просят к Имрану Руслановичу, – произнес тихий мужской голос.
Услышав частые гудки, Гуров положил трубку и сказал:
– Ни здравствуйте, ни кто говорит, просят зайти, и конец связи. Ты меня, Николай, знаешь, они достукаются, я действительно уеду. За охрану спикера несет ответственность ваша служба. У вас работы меньше, оклады больше, вот и колупайтесь.
– Не распускай хвост, иди, коли зовут, – Авдеев убрал со стола коньяк и рюмки, – оружие оставь, после выстрела охрана во всех дверях, все равно пушку отберут.
Гуров достал пистолет, осмотрел, положил в карман, понял, что ведет себя по-мальчишески, рассмеялся, сунул пистолет в стол и вышел следом за Авдеевым.
На заднем дворе Авдеев придержал Гурова за локоть, хотел что-то сказать, то ли предостеречь, возможно, просто пожелать удачи, но, глянув в отчужденное лицо сыщика, промолчал. Гуров обогнул особняк, взбежал по мраморным ступеням, массивная
Вот и сейчас, встречая Гурова, парень достойно поклонился, укоризненно взглянул на часы, – мол, могли бы прибыть и быстрее. Все получилось недурственно, но в решающий момент глаза Эрика подвели, взгляд метнулся в сторону, и парень стал похож на человека, который что-то потерял и не знает, где утерянное искать.
Спикер не лежал в постели, сидел в кабинете за столом, увидев вошедшего Гурова, поднялся, указал на кресло:
– Здравствуйте, полковник, прошу садиться.
Гуров терпеть не мог это обращение, всех осаживал, – мол, не можете произнести слово «господин», называйте по имени-отчеству. Хозяина сыщик учить вежливости не стал, ответил коротко:
– Здравствуйте, спикер, – и занял предложенное место.
Подобное обращение для Имрана Руслановича Гораева звучало непривычно, он чуть заметно вздрогнул, быстро взглянул, улыбка скользнула по губам, исчезла.
– У вас есть новости? – спросил Гораев, снял трубку зазвонившего телефона, несколько секунд слушал, молча положил на место.
– Ничего серьезного.
– Убили человека… В моем доме! Прошло трое суток, а у следствия никаких результатов.
Гуров молчал, а мог бы сказать многое. Например, что сейчас, к великому сожалению, в России постреливают и убивают в разных домах. Следствие ведет прокуратура, а он, сыщик, занимается розыском. Он промолчал не из уважения или страха перед хозяином, подобных разговоров Гуров не вел ни с кем, считая их бессмысленными.
– Лев Иванович, убежден, чего-то вы добились, имеете некоторые результаты, версии.
– Уважаемый Имран Русланович, как только я добьюсь конкретного результата, доложу. А сейчас водить вас по темному лесу моих предположений, говорить, что вот тут, может, чего-то есть, а может, и нет ничего… Извините.
– Вы мою заинтересованность понимаете, – спикер снял очки, сдавил пальцами переносицу. – Я могу помочь в работе?
Гуров пожал плечами и не ответил.
– Вы, полковник, ведете себя неприлично! Ваша позиция, – мол, вы, сильные мира, всевластны, но перед лицом смерти просто люди, человеки – безнравственна!
– Я делаю что могу, Имран Русланович, – тихо ответил Гуров и скучающе посмотрел в окно.
– Я могу помочь?
– Теоретически – да, практически – нет.
– Что именно я могу лишь теоретически и не могу практически? Поясните.
– Вы обидитесь.
– Не бойтесь, обещаю, наш разговор никак не отразится на вашей карьере.
Разговор, совершенно бессмысленный, Гурову изрядно надоел. Хозяин зациклился на своем могуществе, убежден, что управляет человеческими судьбами и все должны его бояться. Совершенно некстати Гурову вспомнился телевизионный ведущий, давно примелькавшийся и надоевший, который был искренне убежден, что каждый человек мечтает попасть на телевизионный экран.