Кровь альфы
Шрифт:
— Отомстить.
Я замолкаю. — Отомстить?
— За тех, кого ты убил.
— Ах, питомец. Тебе придется говорить более точно, — насмехаюсь я. — Я очень стар, и у меня много жертв. Это людей я убил? Неужели я впервые высосал их кровь?
— Пошел ты, — огрызается она, поднимаясь на ноги. Она бросает тоскливый взгляд на камин. Хочет, чтобы у нее был кол.
— Возможно, позже. Прямо сейчас я в настроении поиграть. — Я отспупаю и расстегиваю рубашку.
Она замерла, готовая бежать. — Что ты делаешь?
— Готовлюсь к игре. — Я сбрасываю
— Какой игре?
— Ты когда-нибудь слышала о игре в салки? Нет? Не важно, детка. Все очень просто. Ты бежишь, а я ловлю тебя, и когда поймаю тебя, я выиграю. Готова?
Она отрицательно мотает головой. Широко раскрыв глаза, Селена отступает.
— Очень жаль. Пора, — говорю я ей и, когда она останавливается, прошипел: — Беги.
С непроницаемым лицом она бросается к двери. Я даю ей фору, дожидаясь, пока она доберется до двери, чтобы последовать за ней. Селена бежит по коридору, а затем проскальзывает в гостиную. Я с вампирской скоростью смотрю, как она мчится по дому. Добравшись до французских двойных дверей, она уже почти превратилась. Белая волчица пересекает внутренний дворик и бежит в глубь леса. Белая вспышка меха направляется к горному хребту. Я следую за ней, то замедляюсь, то иду со сверхъестественной скоростью. Она бежит и бежит, но расстояние между нами не увеличивается.
Я вижу момент, когда она понимает, что не сможет убежать от меня. Она замедляется и поворачивает морду в мою сторону, ее здравый смысл берет верх.
Я мелькаю перед ней. Оборотни быстры, но вампиры ещё быстрее. Я бегу так быстро, что расплываюсь, но она ждет. В последнюю секунду она уворачивается, ныряя под кактус. Я потерял ее из вида, раздался возмущенный визг, который подсказывает мне, что она усвоила, что прятаться под колючим растением — не самое умное решение.
Я обхожу вокруг сагуаро и вижу, что Селена скулит на земле, а в боку у нее торчат колючки, которые она задела, когда нырнула под кактус.
Видя ее боль, мой гнев отступает.
— Бедняжка, — напеваю я. Селена вырывается, когда я присаживаюсь рядом с ней, но после того, как щелкаю пальцами, она замирает. Я вытаскиваю из нее длинные кактусовые иглы. Обыскиваю ее толстую шкуру, чтобы найти каждую, пока она лежит послушная, как золотистый ретривер.
— Изменись, — приказываю я, и она подчиняется, возвращаясь в человеческую форму. Ее кожа уже заживала. Она присела на корточки и вскрикнула, выгибаясь над землей.
— Упс, — я вынимаю иглу из ее бедра. — Пропустил одну. Ты ранена?
— Не большая ранка, — бормочет она.
Даже когда я злюсь на нее, она заставляет меня смеяться. Провожу рукой по ее боку, проверяя, нет ли еще иголок.
— Остановись. — Она отскакивает в сторону.
— Что, прости? — спросил я опасно мягким голосом.
— Просто остановись. — Селена склонила голову. Она знает, что вела себя непослушно. — Перестань быть таким милым со мной.
Ах. Мои действия сбивают ее с толку. Хорошо.
— Ты разочаровала меня, малышка. — Я вытираю руки. — И ты поплатишься.
У
Я беру ее за подбородок. — Не волнуйся, малыш. Я не собираюсь тебя убивать. С тобой слишком весело.
Она морщится и пытается отдернуть голову. Я обхватываю ладонями ее лицо, и она огрызается: — Как скажешь!
— О, я скажу, — обещаю. — Но не хочу навредить тебе больше, чем ты можешь выдержать. Знаешь почему?
— Потому что ты больной ублюдок, — бормочет она, отводя взгляд.
— Возможно. Но ты, Селена, меня заинтриговала. Ты не хочешь подчиняться, но все же подчиняешься.
— Не правда. Это притворство.
— Это не притворство. Это то, кто ты есть.
— Ты меня не знаешь. Ты не знаешь, кто я. Какая я.
— Тем больше причин сохранить тебе жизнь. Ты расскажешь мне свои секреты, один за другим.
— Ты мог бы стереть мой разум. Заставить полюбить тебя. И тогда бы все закончилось.
— Я же сказал, что не хочу стирать твою память. Я держу свои обещания, малыш.
Селена закрывает глаза. Она выглядит такой же уставшей, как и я. Кто-то подтолкнул ее к этому плану, и этот кто-то должен заплатить. — Ты так молода. Слишком молода, чтобы быть такой измученной. Невинной…
— Я никогда не полюблю тебя, — выпаливает она.
У меня округляются глаза. — Любовь, милая? Я никогда не говорил о любви. Я прожил две тысячи лет, во многом как порождение тьмы. Все, кого я когда-либо любил, умерли. Любовь — это ничто. Мимолетно. Эмоция. В конце концов все превращается в пыль. Всё.
— Кроме тебя, — говорит она, с трудом выпрямляясь. — Ты все живешь и живешь.
Я должен исправить ее нахальство, но она права.
— Ты должен позволить мне убить тебя. Так будет лучше.
Она говорила так искренне, что я расхохотался. — Ты освежаешь, малыш. Ты будешь первой, кто уговорит меня покончить с жизнью из-за моей… как это сказать… скуки?
— Ты несчастлив, — настаивает она. — Тебе надоело жить. Любой это видит. Спустя столько лет, скажи, что в ней главное?
— Жизнь. Вот что в ней главное.
— Жизнь без любви, — говорит она. — А она того стоит?
— Нет. Не стоит. Но любовь — это ничто. Цвет неба перед рассветом. Красивая, мимолетная. Исчезает так же быстро, как и появляется.
— Как люди. Как мы, оборотни. — Она снова закрывает глаза, лицо исказилось от боли. Она так молода, чтобы осознавать, что такое смерть, и так бесстрашна перед ней.
— Каково это? Иметь цель?
Она открывает глаза. — Одиноко. В каком-то смысле я такая же одинокая, как и ты.
— Какая честность. — Я благоговейно качаю головой.
— Что ж, я думала, что сейчас умру. — Она скользит по мне взглядом, словно все еще ждет, когда я нанесу смертельный удар.
Вместо этого крепко хватаю ее за волосы, оттягивая голову назад. — Все создания когда-нибудь умрут. Ты смертная. Смерть — лишь вопрос времени. А теперь расскажи. Почему ты хочешь меня убить? Кто тебя на это подбил?