Кровь Асахейма
Шрифт:
Гуннлаугур заворчал. Натиск, созданный стаей, ослабевал.
«Голова. Скверну всегда нужно обезглавливать».
Он поднял взгляд, высматривая беснующийся и завывающий череп твари, который вращался, разбрызгивая слюну. До цели было порядка трех метров, и все это расстояние занимали оскаленные пасти и кошмарные жировые ткани.
— Направь меня Русс, — прошептал Гуннлаугур и, напрягшись, согнул ноги.
Поршни силового доспеха сжались, отвечая на физический и мысленный сигналы его тела. Космодесантник обхватил рукоять молота обеими руками. Древко вибрировало от накопленной оружием
Волчий Гвардеец прыгнул, используя всю свою сверхчеловеческую силу, увеличенную приводами доспеха. В полете он занес Скулбротсйор высоко над головой.
В последний момент бестия почувствовала опасность. Слепая голова повернулась в его сторону, пронзительно вереща от ненависти.
А потом Гуннлаугур приземлился. Громовой молот стремительно опустился, расплющив голову монстра и глубоко погрузившись в то, что осталось от верхней половины его тела. Было слышно, как трещат кости и лопаются органы. Визг резко оборвался, и на смену ему пришли тошнотворные шлепки взрывающихся водянистых пузырей из плоти и вонь сожженной энергетическим полем молота кожи.
Собственный вес тянул Гуннлаугура вниз. Он провалился внутрь твари, пробивая себе путь все еще пылающим Скулбротсйором. Сверху обрушились целые волны мутной и жирной жидкости, утягивая космодесантника все глубже, погружая в цепкое болото из мертвых тканей.
Он продолжал сражаться, но чувствовал, как на него сверху наваливается безголовая туша твари. По доспехам стекали потоки слизи, налипая на линзы шлема. Было похоже, что он свалился в океан жидкой грязи и требухи.
Давление нарастало. Гуннлаугур ощутил, как рукоять молота выскальзывает из ладони, и попытался удержать оружие. Поток жира накрыл его с головой. Космодесантник оказался погребен под огромной удушающей массой. Двигаться стало тяжело, все равно что плыть против течения. Он метался в ярости, но громогласные боевые кличи становились все тише по мере того, как гладкие комья плоти облепляли его шлем.
Затем, когда дело уже начало принимать дурной оборот, давление прекратилось. Окружавшие его стены вонючего жира внезапно задрожали, затряслись и начали разваливаться. Гуннлаугур услышал рев и вой, который издавали члены его стаи, пытавшиеся пробиться к нему. Он взмахнул молотом перед собой, с легкостью прорываясь через быстро распадающуюся массу окровавленных мышц и сухожилий.
Волчий Гвардеец смог вытащить голову. По шлему стекали комья слизи с кровавыми жилками. Он увидел, как Ольгейр прокладывает путь в его сторону. Великан использовал свою массу и силу, разрывая чудовище на куски.
Он делал это руками. От такого зрелища Гуннлаугур расхохотался, упоенный битвой.
— Хья, Тяжелая Рука! — заревел он, приветствуя появление тяжеловооруженного бойца, и с чавканьем поднял свой облепленный хрящами молот.
Потом он заметил и остальных. Вся стая прорубала и прорезала себе путь в его сторону. Не выдержав объединенных усилий космодесантников, останки громадного существа начали таять и содрогаться, превращаясь в пенистое, пузырящееся болото бесформенного жира.
Ольгейр протянул руку в латной перчатке Гуннлаугуру и вытянул его из объятий смердящей плоти.
— Это был грандиозный прыжок, веранги, — отметил он.
Гуннлаугур наконец-то оказался на свободе. Вся его броня была покрыта комьями слизи. Теперь, когда тварь рассталась с жизнью, эйфория от убийства быстро затихала, уступая место чувству новой опасности. Пол под ногами дрожал.
— Что с кораблем? — спросил он.
— Эта тварь и была кораблем, — мрачно ответил Бальдр, стоя по колено в пузырящейся луже жира, — нам надо уходить.
Истинность этих слов подтвердилась еще до того, как десантник успел договорить. Остатки плоти монстра начали стремительно чернеть, становиться жесткими и твердыми, словно их опалило пламенем. Усики, которые существо использовало для связи с оскверненным машинным духом корабля, лопнули, обрывая каналы управления.
Газовые светильники в потолке мигнули и погасли, погрузив мостик в темноту. В глубине корабля внезапно стих рев двигателей, потом возобновился и тут же снова прекратился, как будто у эсминца случился сердечный приступ. Ржавые трубы, идущие по блестящим стенам помещения, прорвались и стали заливать все вокруг маслянистыми потоками охлаждающей жидкости.
Гуннлаугур стряхнул с себя последние фрагменты сухожилий и начал двигаться.
— Как там щенок?
— Жить будет, — ответил Ингвар.
Он поддерживал Хафлои, когда стая начала отступать. Шлем Кровавого Когтя был сильно поврежден, через пробоину виднелась масса сырой, окровавленной плоти. Но новичок дышал, к тому же рана уже начала закрываться.
— Сможем добраться до «Цеста»? — спросил Бальдр.
Он оказался замыкающим, когда стая растянулась, выбежав с мостика в темные коридоры палубы.
— Посмотрим, — ответил Гуннлаугур, набирая темп, в то время как мостик начал судорожно трястись. — Но если не сможем, то молитесь, чтобы Старый Пес все еще управлял «Ундрайдером».
«Ундрайдер» был уничтожен, пронзенный разрушительным копьем энергии. Целые секции корпуса отделились, начисто срезанные лучом, и теперь медленно вращались и плыли в сторону планеты. Взорвался топливный бак, из-за чего пламенный вал прошелся по складским отсекам и нижним палубам, с яростью уничтожая штабели боеприпасов и энергетические ячейки.
Часть команды сумела добраться до спасательных капсул и покинуть умирающий корабль, несмотря на повреждения, нанесенные выстрелом из лэнс-излучателя. Облако крохотных судов, которые были просто каплевидной оболочкой из адамантия, вошли в атмосферу Рас Шакех, загораясь, словно факелы, и оставляя за собой огненный след на пути к поверхности планеты.
Ёрундур не видел ничего этого. Последнее, что он рассмотрел четко, — как силуэт Бьяргборна исчез во вспышке от проскочившего разряда электричества. Потом командная рубка обрушилась, разлетевшись ослепительно горячим облаком осколков хрусталя и мраморной крошки.
Доспех принял на себя большую часть удара, но и его обладатель не остался невредимым. Сервоприводы правой поножи деформировались, вдобавок он ударился левым запястьем обо что-то тяжелое при приземлении, пролетев двадцать метров. Приземление было зубодробительным. По хребту прошла волна боли, и Ёрундур на мгновение отключился.